Простым овсом засеяв огород, Глупцы мечту о золоте лелеют. Их урожай известен наперед, Ведь пожинают только то, что сеют.
– Может, ты и прав. Но, Лоренцо, твое место во Флоренции, ты же Великолепный!
– Был такой римский император Гай Аврелий Диоклетиан. Придя к власти, он дал слово за двадцать лет привести империю в порядок и уйти.
– Выполнил?
– Да, навел порядок и удалился в свое имение. Так вот, когда после него все начало разваливаться, римляне отправили посольство – просить Диоклетиана вернуться. Знаешь, что он ответил?
– Я там не был.
– Если бы вы видели, какую я вырастил капусту, вы бы не стали меня просить…
Но как бы ни была хороша новая вилла, умирать Лоренцо уехал в любимое поместье Кареджи. Он страшно мучился от приступов подагры, к тому же из-за множества проглоченных бесполезных пилюль болел желудок. Когда боли стали невыносимыми, Лоренцо позвал любимую сестру.
Наннина, предчувствуя его скорый конец, была рядом.
– Я любил тебя. И сейчас люблю. Только тебя, никого больше.
Наннина сжала руку брата:
– Я знаю это, Лоренцо. Всегда знала. Знала и мама.
– Мама?! Она… ты ей сказала?
– Нет, мама догадывалась, потому меня и поспешили выдать за Бернардо. Но так и должно быть, как же иначе? Зато нас уберегли от греха.
– Сколько мне осталось, скажи честно.
– Ничего, – вздохнула Наннина.
– Знаешь, я буду рад смерти, слишком устал и измучен. Пьеро ничего не сможет, у него отберут власть, а во Флоренции все разрушат.
– Ты слишком суров к сыну.
– Нет, у Пьеро есть только одно достоинство – его никто не боится. Но это достоинство погубит и его и Флоренцию.
Когда Лоренцо попытался поговорить с сыном о том, чтобы тот уехал в Поджо-а-Кайяно и жил там, оставив Флоренцию Савонароле или кому-то еще, Пьер взъярился:
– Нет, отец! Я сумею справиться и удержать власть Медичи в городе, как справился когда-то ты!
Великолепный лишь вздохнул, но он ничего не мог поделать, наследник вырос непреклонным, он не умел ни уступать, ни вести себя дипломатично, при этом был трусоват и нерешителен. Беда…
В ночь на 7 апреля 1494 года во Флоренции творилось что-то ужасное. Два флорентийских льва, много лет жившие мирно, вдруг набросились друг на друга, и один из них загрыз другого. В тот же час разразилась страшная гроза, молния попала прямо в купол Дуомо и разбила его фонарь, который упал, пробив крышу соседнего дома. По счастливой случайности никто не пострадал. На доме Медичи на виа Ларга пострадал герб.
А прямо над виллой Кареджи вдруг зажглась новая большая звезда.
– За мной… – прошептал Лоренцо.
Савонароле в ту ночь было видение: огромная разящая рука с мечом. Утром он возвестил, что час Господень пробил!
Позже Савонарола утверждал, что отказался дать отпущение грехов Великолепному, заставив, однако, покаяться в трех главных грехах – разграблении Вольтерры, растрате городской кассы и расправы после заговора Пацци. Это была ложь, все присутствовавшие при встрече беспокойного монаха с умирающим Медичи оставили свои воспоминания, но никто не упомянул об отказе в прощении грехов. К тому же у Лоренцо имелся свой духовник, ему не нужен Савонарола.
Нет, Великолепный хотел попросить монаха немного ослабить хватку на шее Флоренции, чтобы народ не впал в безумие, но вот с этим Савонарола согласиться не мог, это означало бы его собственную ненужность. Куда проще предрекать апокалипсис, чем утешать страждущих. Помогать трудней, чем отнимать, проклинать легче, чем освещать дорогу.
