«Эй, малыш!» — Тана улыбнулась в пространство, ведя машину,а слезы продолжали струиться по ее лицу. Когда она подъехала к дому, Гарри ужене было, его отвезли приготовить к похоронам, а Гаррисон сидел в гостиной. Онвыглядел ошеломленным и показался Тане очень старым. Она осознала вдруг, чтоему уже почти семьдесят. А горе, застывшее на его лице, старило его еще больше.Тана ничего не сказала, просто подошла к нему, они крепко обнялись. Аверилвышла из спальни, в простом черном платье, светлые волосы стянуты в узел,обручальное кольцо на левой руке. Гарри время от времени дарил ей замечательныеукрашения, но сейчас их на ней не было, только ее печаль, ее достоинство и ихлюбовь. Она стояла, поддерживаемая их общей жизнью, их домом, их детьми.Странно, но вот так она выглядела очень хорошенькой, и Тана с недоумениемпочувствовала какую-то зависть к ней. У них с Гарри было что-то неразделимое,не важно, сколько это длилось, и это что-то было для них самым дорогим.Неожиданно впервые в жизни она ощутила пустоту. Она жалела, что не вышла за негозамуж давным-давно… или за кого-нибудь еще… не вышла замуж… не нарожала детей…Это чувство оставило в ней зияющую болезненную дыру, которую нечем заполнить.Во время похорон, на кладбище, где они его оставили, и потом, когда она сноваосталась одна, Тана чувствовала что-то, чего не могла бы объяснить никому.Когда же она попыталась поделиться с Джеком, сказав, что вдруг осознала, какпуста ее жизнь, потому что она никогда не была замужем и у нее нет детей, онзатряс головой и уставился на нее.
— Не сходи с ума сейчас, Тэн, только потому, что Гарриумер. Я проделал и то, и другое, и, поверь мне, черт возьми, это ничего неменяет. Не обманывай себя, не у каждого есть то, что было у них. Я, честноговоря, никогда такого не встречал, только у них. И если ты выходишь замуж,надеясь на такие же отношения, ты будешь разочарована, потому что не найдешьэтого.
— Откуда ты это знаешь? Вполне могло бы быть… — Танабыла огорчена его словами.
— Поверь мне на слово.
— Ты не можешь судить об этом. Трахнул какую-тодевчонку двадцати одного года и на всем скаку женился, потому что был вынужден.Это отличается от серьезного, вдумчивого выбора в нашем зрелом возрасте.
— Ты хочешь надавить на меня, Тэн? — неожиданнозлобно он посмотрел на нее; казалось, вся его красивая блондинистость смениласьувяданием и усталостью. Потеря Гарри тоже тяжело на нем отразилась. — Непоступай сейчас со мной так. Только не сейчас!
— Но я же просто выражаю свои чувства.
— Ты чувствуешь себя дерьмово потому, что только чтоумер твой лучший друг. Но не впадай из-за этого в какое-то романтическоесостояние и не считай, что секрет любви в браке и детях. Поверь мне, это нетак.
— Черт побери, откуда ты это знаешь? Ты не можешьрешать ни за кого, кроме себя. Ну что за дьявольщина, Джек! Не пытайся давать оценкилюбым вещам за меня. — Все ее чувства вмиг выплеснулись наружу. — Тыдо колик боишься кого бы то ни было удостоить своим вниманием, каждый разскрипишь, когда кто-то оказывается тебе слишком близок. И знаешь что? Менятошнит от отвращения, когда ты все время достаешь меня за то, что я сталасудьей.
— Так вот что ты об этом думаешь?
Вот так выкричаться было облегчением для обоих, однако в еесловах была правда. Они добрались до дома в таком взвинченном состоянии, что онвыскочил, с треском хлопнув дверью, и в течение трех недель Тана его не видела.Эта разлука по собственной воле была для них самой длинной со времени ихзнакомства. Но он не звонил ей, она тоже. Она совсем ничего не знала и неслышала о нем до тех пор, пока в городе не появилась его дочь со своимежегодным визитом. Тана пригласила ее остановиться у нее в городе. Барб была ввосторге от этой идеи. Когда же она появилась в маленьком собственном домикеТаны на следующий вечер, Тана была ошеломлена переменами в девочке. Ей толькочто исполнилось пятнадцать, и она неожиданно превратилась в юную женщину стонкими чертами лица, прелестными узкими бедрами, с гривой рыжих волос.
— Ты потрясающе выглядишь, Барб!
— Спасибо, ты тоже.
Тана не отпускала ее пять дней и даже взяла с собой в суд. Итолько в конце недели они смогли наконец поговорить о Джеке и о том, какизменились их отношения.
— Он теперь и на меня все время орет. — Барбаратоже отметила это, и ей было не очень-то хорошо с ним. — Ма говорит, чтоон всегда был такой. Но он же был другим, когда ты была рядом с ним, Тэн.
— Я думаю, что он очень нервничает в эти дни. Онапыталась оправдать его в глазах Барб, так как не чувствовала себя виноватой, нона самом деле это был целый набор всего: Тана, Гарри, завал на работе.Казалось, что все у него пошло вкривь и вкось, и когда Тана сделала попыткупримирения, пригласив его на обед после отъезда Барбары в Детройт, всезакончилось еще более ожесточенной перебранкой. Они поспорили из-за того, чтодолжна делать Аверил с домом. Джек думал, что ей следует продать дом иперебраться в город, а Тана возражала:
— Этот дом так много для нее значит. Они провели таммного лет.
— Ей нужно сменить обстановку, Тэн. Нельзя же всю жизньжить прошлым!
— Да какого дьявола ты так панически боишься по-настоящемупривязаться к чему-нибудь? Похоже, ты просто в ужасе — вдруг тебе придетсячем-то озаботиться!
Она все чаще отмечала в нем этот страх в последнее время. Онпостоянно хотел быть свободным, ни к кому и ни к чему не привязанным, ничем несвязанным. Удивительно, как их отношения могли так долго продолжаться на такихусловиях, но, конечно, теперь они расстроились, а в конце лета судьба нанеслаим еще один удар. Как Тане и говорили, предлагая должность в муниципальном судегод назад, открылась вакансия в Верховном суде, и ее выдвинули на этудолжность. У нее не хватало духу сказать об этом Джеку, но в то же время она нехотела, чтобы он услышал столь важную для их отношений новость от кого-нибудьдругого. Стиснув зубы, однажды вечером она позвонила ему домой. Тана была всвоем маленьком уютном доме, читала книги по юриспруденции, чтобы освежить впамяти некоторые подзабытые статьи Уголовного кодекса. Услышав его голос, Таназатаила дыхание.
— Эй, Тэн, что случилось? — Его голос звучал болееспокойно, чем в последние месяцы. Тане была отвратительна мысль испортить егохорошее настроение. Она знала, какую реакцию вызовет ее новость. И онаоказалась права. Когда она сказала ему о назначении на должность в Верховномсуде, Джек почувствовал себя так, будто ему двинули в солнечное сплетение.
— Очень мило. Когда? — Словно она швырнула кобру кего ногам — так это прозвучало.
— Через две недели. Ты придешь на церемонию введения вдолжность или тебе не хотелось бы?
— Какого черта ты задаешь такой вопрос? Я как разсчитаю, что именно ты не хочешь, чтобы я пришел. — Он такой уязвимый, сним невозможно говорить.
— Я этого не сказала. Но знаю, как ты напрягаешься,когда речь идет о моей работе.
