День был слишком прохладным для такого открытого платья, но хотя солнце скрывалось за плотным слоем туч, кожа Изабел по-прежнему горела. Она прошла в конец сада, где уже собирались жители города. Кое-кто беседовал под возведенным на лужайке тентом, остальные толпились на лоджии. Джереми и несколько мальчишек постарше перекидывались футбольным мячом через головы скульптур. Младшие путались у них под ногами.
Изабел забыла сумочку. У нее не было денег, бумажных платков или помады, ручки или мятных таблеток. Ни тампакса, ни ключей от машины, ни карманного набора отверток — ни одного предмета из тех, которыми она пыталась защитить себя от неопрятной реальности жизни. И хуже всего, у нее не было пистолета.
Толпа расступилась.
Еще до того, как все увидеть своими глазами, Рен почувствовал что-то неладное. Трейси вытаращила глаза, а Джулия тихо охнула. Витторио поднял голову и пробормотал знакомую итальянскую фразу, но когда Рен узрел, что именно вызвало такую реакцию, его мозг потерял способность к переводу.
Изабел пылала огнем, который сама же и разожгла.
Он вобрал взглядом оранжевый пожар платья, блеск в глазах, яростную энергию, исходящую от нее, и во рту пересохло. Куда подевалось ее аккуратно-нейтральное обличье: все эти скромные черные, белые и бежевые платья, свитера и слаксы, определявшие ее мир и пристрастия? А ее волосы…
Беспорядочные прядки светились на голове: стиль, за воспроизведение которого парикмахеры с Беверли-Хиллз брали сотни долларов.
Помада не сочеталась с платьем, так же как и туфли, но Изабел горела неестественной решимостью, которая немедленно заставила его насторожиться. Он провел год на съемках «Молодых и неугомонных». Читал все сценарии и точно знал, что происходит.
В город ворвалась коварная и порочная сестра-близнец уравновешенной и доброжелательной Изабел Фейвор.
Глава 23
Изабел исподтишка наблюдала за Реном, исподтишка наблюдавшим за ней. Он был одет в черное. За его спиной на столах, накрытых ярко-синими скатертями, желтели керамические горшки, в которых пенились розовые герани. Но живописные цветовые пятна не привлекли ее внимания. Из динамиков, установленных Джанкарло на лоджии, лилась музыка, а на сервировочных столиках уже стояли блюда с закусками, подносы с сырами и чаши с фруктами.
Взгляды их наконец скрестились, и пламя гнева Изабел поднялось еще выше. Этот человек был ее любовником, но она так и не узнала, что творится там, за серебристыми глазами. Не знала и не интересовалась. При всей своей физической силе он оказался трусом в душе. Лгал ей тысячью способов: своей соблазнительной стряпней, победным смехом, исступленными поцелуями и мучительно-сладостными ласками. Хотел он того или нет, но во всем этом крылись невысказанные обещания. Может, не любви, но чего-то очень важного. И он все предал.
Через сад к ней направлялся Андреа Кьяра. Изабел отвернулась от черного призрака — Рена и его черного сердца и пошла навстречу городскому доктору.
Завидев их вместе, Рен едва удержался, чтобы не пнуть первый попавшийся предмет. Он услышал, как она с благоговейным придыханием, словно старлетка пятидесятых, произнесла имя красавчика — брата Витторио. Кьяра ответил масленым взглядом, поднял ее руку и поднес к губам. Сопляк.
— Изабел, cara[31]!
Cara, тоже мне! Дерьмо собачье!
Рен был вынужден смотреть, как доктор Сперматозоид берет ее под локоток и отводит в сторону! Неужели она воображает, будто сможет побить Рена в его собственной игре! Да она интересуется Андреа не более чем он Саванной! Так почему же по крайней мере не оглянется на него, чтобы проверить, подействовал ли яд?!
Он взглядом вынуждал ее обернуться. Тогда он со спокойной совестью широко зевнет ей в лицо: необходимое доказательство того, что он превратился в патентованного мерзавца. Он ведь сам хотел покончить с этим, верно? И должен радоваться, что она флиртует с кем-то еще, пусть даже в отместку. Так почему же у него чешутся руки прикончить сукина сына?
Тут появилась Трейси и оттащила его достаточно далеко от остальных, чтобы без помех устроить выволочку по высшему разряду.
— Ну, каково тебе глотать собственное лекарство? Вкусно? Эта женщина — лучшее, что было у тебя в жизни, а ты отталкиваешь ее!
— Верно, но я далеко не самое лучшее, что случилось в ее жизни, и ты прекрасно это знаешь. А теперь оставь меня в покое.
Не успел он избавиться от нее, как тут же подошел Гарри:
— Ты точно знаешь, что делаешь? Уверен?
— Абсолютно.
Ему так недоставало ее страсти. Ее доброты. Чувства бесконечной уверенности. Он тосковал, вспоминая о том, как она почти заставила его поверить, что он куда лучше, чем казался себе.
Рен смотрел на ее шикарного, великолепного, растрепанного двойника и ужасно хотел вернуть аккуратную, терпеливую Изабел, ту самую, от которой так рьяно старался отделаться.
Когда Кьяра положил руку ей на плечо, Рен вынудил себя проглотить желчь ревности. Сегодня у него есть миссия — миссия, которая даст ему сладостно-горькое удовлетворение. Он хотел дать ей понять, что то эмоциональное вложение, которое она сделала в него, хотя бы в чем-то, но окупилось. Может, он даже надеялся заработать ее улыбку, хотя это казалось маловероятным.
Сначала он решил подождать, пока не кончится обед, и лишь потом объявить о великой новости. Но теперь вдруг потерял терпение. Похоже, это нужно сделать именно сейчас.
Он сделал знак Джанкарло выключить музыку.
— Друзья, мне нужно кое-что сказать вам.
Люди постепенно замолкали и поворачивались к нему. Джулия и Витторио, Трейси и Гарри, Анна и Массимо — все, кто помогал собирать урожай. Взрослые шикали на детей.
Рен встал рядом с тентом, где было посветлее. Изабел осталась рядом с Андреа.
Он заговорил, сначала на итальянском, потом на английском, желая удостовериться, что она не пропустит ни слова.
— Как вам известно, я скоро покидаю Касалеоне. Но не мог сделать это, не найдя способа показать, как я ценю вашу дружбу.
И когда все заулыбались, перешел на английский.
Изабел внимательно слушала, но Рен ощущал, как его захлестывают волны ее гнева. Разбиваются о ноги и грозят поглотить.
Он вынул коробку, которую перед этим прятал под сервировочным столиком, и поставил на столешницу.
— Надеюсь, я нашел достойный подарок.
Он планировал нагнетать напряжение длинной речью, подразнить их немного, но почему-то идея потеряла свою привлекательность. Поэтому он просто открыл крышку.
Все подвинулись ближе, с любопытством наблюдая, как он развертывает упаковку. Рен сунул руки внутрь, вытащил «Утреннюю тень» и поднял над головой.
