Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
И она выскользнула за дверь. Ее место заняли размытые фигуры и огромная белая нога с кивающей мордой из толстых сизых пальцев.
IX
Ее снова оставили в покое, и можно было подумать. Салли – да нет же, она никакая не Салли, она, должно быть, Имоджин или Фенелла – зависла среди жужжащих мух в пустой кухне и стала размышлять над тем, что она теперь знала. Но ее призрачный разум, как и в прошлый раз, стал ограниченным, как тонкий луч фонаря. Всего, что в него не попадало, словно бы и не существовало. Вот мухи – они существовали, как и тающие запахи завтрака из-за зеленой двери.
Сестры, похоже, еще не проснулись. Было тихо, не считая мух и далекого гомона, доносившегося из Школы. За окном шелестели яблони и клевали куры – начинался один из тех ветреных, жарких пасмурных дней, когда даже самые яркие цвета становятся тусклыми и заурядными. Это было зловеще, как будто сегодня произойдет что-то скверное. Иногда стекла покрывались капельками: за окном моросило.
Призрак висел в воздухе и пытался вспомнить, что же произошло за семь лет между сейчас и больницей. Это было время бесплодных ошибок. С одной стороны, ее жизнью распоряжался Сам, вечно сердитый, но почти всегда отсутствующий, с другой – Джулиан Эддимен, вечно смеющийся, вечно требующий все больше и больше. Сплюснутая между ними, она истончилась почти в ничто. Поначалу она старалась угодить обоим, но потом стало ясно, что угодить Самому невозможно – ему просто неинтересно. После этого она целиком посвятила себя тому, чтобы угождать требовательному Джулиану Эддимену. Пошла учиться в художественную школу, как упоминала Шарт. Вроде бы это правда. У нее сохранились смутные воспоминания, что так решил Джулиан Эддимен. Он сказал, что это будет хороший предлог жить в Лондоне, поближе к нему. Жить с ним она не могла. Он жил с родителями.
Так вот, она училась в художественной школе. Как там было? Она собрала все силы и направила тонкий луч внимания в ту сторону – и вспомнила время одиночества и обид. Там было полно блестящих живописцев и бешено талантливых юных художников, и все они умели по-умному рассуждать о том, чем занимались. Она так говорить не умела. А рисовала она неплохо для ребенка, но жалко и убого для взрослой студентки. Она оставалась там только ради Джулиана Эддимена.
Неужели она стала такой же унылой и недовольной, как взрослая Салли? Она боялась, что да. В этом она винила Джулиана Эддимена. Однако понимала, что и сама виновата, что позволила Джулиану Эддимену забрать над собой такую власть. И она решила порвать с ним. Иначе она никогда не сможет ничего сделать самостоятельно. Но ей было страшно это делать. У Джулиана Эддимена случались приступы неукротимой злобы, когда она делала что-то, что ему не нравилось, и это ее пугало. Во время такого приступа он и вытолкнул ее из автомобиля.
Он собирался в Южную Африку. Отец нашел ему там работу. Отец все ему находил, даже автомобиль, из которого он ее вытолкнул. Джулиан Эддимен хотел, чтобы она поехала с ним в Южную Африку – все бросила и поехала. И она поняла, что настал момент, когда придется сказать «нет». На то была тысяча причин, особенно что Южная Африка не та страна, где хочется жить. Но она все не решалась сказать «нет» – так она его боялась – и собралась с духом, только когда они ехали в его автомобиле. Тогда она стиснула руки и зубы, набралась храбрости и сказала «нет». И у Джулиана Эддимена приключился необычный приступ лютой злобы…
Тут ее сбил с мысли Оливер. Он вышел из гостиной, сонно спотыкаясь, и издал тихий, будто издалека, рокот, когда обнаружил, что она еще здесь. Но он уже свыкся с ее присутствием. Она же была ему родная. Между прочим, могла бы не слоняться без дела, а выпустить его для утреннего моциона. Поэтому Оливер с намеком оттащил свою пеструю тушу, с осла размером, к задней двери и терпеливо замер там, нацелив нос в сторону выхода. Призрачная сестра ничего не сделала, и тогда он несколько раз пискнул – будто донесся издалека свисток спортивного судьи – и остался стоять, терпеливо нацелясь на выход.
– Без толку, – сказала она. – Я не могу открывать двери в таком виде.
Оливер ей не поверил. Ткнулся носом в щелку у косяка и многозначительно засопел туда. Это ни к чему не привело, и тогда он вздохнул, поднял огромную лапищу с тремя когтями и ударил в дверь. Дверь зашаталась. Оливер подождал, посмотрел через плечо на призрак и снова ударил в дверь.
– Прекрати. Я же тебе объяснила. Я не могу.
Однако Оливер так и бил лапой в дверь, и дверь так и тряслась, и от этого содрогался весь дом.
С пятой попытки псу удалось вызвать Фенеллу – она, полусонная, протопала по лестнице в серой нейлоновой ночнушке.
– Ы, – сказала Фенелла. – Призрак вернулся. Глупый пес. Призраки не могут открывать двери.
Она открыла дверь, и Оливер величественно выдвинулся в сад.
Призрачная сестра тоже полетела в сад – без всяких причин, просто потому, что Шарт беспокоилась за пса. Она следовала за Оливером, когда он прошел сквозь стайку кур и лаконично задрал лапу на угол шалашика, где пряталась Мониган. Потом она проследила, как он огибает школьные здания и выходит на просторное тускло-зеленое спортивное поле. Там Оливер предпринял прогулку по самому длинному своему маршруту – на ту сторону поля, почти до самых мертвых вязов. Туда призрачная сестра за ним не последовала. Она зависла у школы, глядя, как неуклюжий пес, огромный даже на таком расстоянии, не спеша бредет вдоль живой изгороди и время от времени суется носом в корни кустов.
Она чувствовала присутствие Мониган. Мониган ждала, злорадствовала, победоносно вздымалась. Нынче ночью Салли и Джулиан Эддимен подарили Мониган столько жизненной силы, сколько не было у нее столетиями, и теперь призрачная сестра ощущала эту жизненную силу в каждой суховатой мимолетной капле дождя, в каждом едком, хлестком луче солнца. Шарт может сколько угодно говорить, что это она семь лет назад выдумала Мониган, но это неправда. Школа стояла на месте, которое когда-то именовалось поместье Манган – отсюда и имя, которое позаимствовала Шарт, а потом неправильно выговорила Фенелла. Но кто поручится, что Шарт не позаимствовала имя какого-то реального существа – может, случайно, а может, существо ей подсказало? Нет. Мониган самая что ни на есть реальная – вот в чем ужас.
Призрачная сестра вдруг страшно перепугалась, осознав, что сможет цепляться за свой клочок существования – белый прямоугольный клочок размером с больничную койку, до которого отсюда семь лет, – только если будет держаться поближе к людям. Люди отпугивают Мониган. Люди не дадут Мониган приблизиться и забрать ее, если только дать им время разобраться, что и как. Сколько у нее времени, чтобы все им втолковать? Через семь лет было, ну, скажем, часа три дня. А здесь который час? Позже, чем можно подумать, глядя на сонных сестер. Потому что из здания красного кирпича доносится гул: там идет урок. Десять утра?
В подтверждение ее догадки забили школьные часы. Тяжко возвестили десять. Значит, у нее девять часов. До семи вечера. Не так-то много.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
