Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
В мае 2005-го чокнутый Клаудио привёл нас в этот гиблый город, сказал со своим диким акцентом: «Полюбуйтесь на это роскошное безобразие!» – и мгновенно исчез. Я отвлёкся на две минуты, а когда оглянулся, рядом не было ни души. Вокруг 60 гектаров руин. И ни одного местного жителя, дорогу не спросишь – всех убило 1926 лет назад. Нетерпеливый «мерседес» уходит через двадцать минут (вместе с паспортом). В кармане мелочь. И развалины – до горизонта. Пробные рывки по коридорам улиц никуда не привели. В городе жарило так, будто лава до сих пор не остыла. Вспомнился реальный рассказ про одну потерянную туристку, которая заночевала в Помпеях.
Короче, апрельские тезисы 1985-го пошли насмарку: я носился по тем же самым раскалённым булыжникам, летел в неопознанную сторону, как снаряд, пока не вылетел на какую-то людную модерновую площадь, где не было ни намёка на наш «мерседес», зато слева в тенистом кафе расселся Клаудио, которому вздумалось попить красного вина. Он даже глаза не прятал. Рядом продавали тёмные очки с лейблом Dolce amp; Gabbana за 15 евро и лакированные открытки с древними фресками неприличного содержания – признаки полной готовности к новым землетрясениям.
Лучше бы никто не предупреждал меня открытым текстом, что «от счастья и славы безнадежно дряхлеют сердца». Но я был согласен даже на это, когда ты легко, по-птичьи помахала мне рукой с моста Понте Веккио. Когда я увидел, что Санта-Мария дель Фьоре и белоснежная колокольня Джотто стоят стремительней межконтинентальных ракет и моя любимая Флоренция точно не нуждается ни в какой беготне – она и так опережает время.
И можно было не писать чёрным по белому: «Но я предупреждаю вас, что я живу в последний раз!»
Как ветер в стальных балках
Один мой знакомый наблюдал репетицию спектакля с участием Пласидо Доминго. Сидел в пустом зале, слегка волнуясь, ждал – сейчас явится суперзвезда… По сцене бегал молодой, никому не известный режиссёр и покрикивал на артистов, расставляя мизансцены.
Тут из-за кулис выходит шестидесятилетний Пласидо Доминго. Мировая легенда. Гений. Лауреат всех мыслимых и немыслимых премий. Рыцарь Британской империи. Директор Вашингтонской оперы. Почесывает за ухом. Режиссёр ему говорит: «Пойдите и встаньте туда-то!» Доминго молча идёт и встаёт туда-то. «Повернитесь лицом к заднику!» Поворачивается к заднику. «Так! А теперь быстрым шагом двигаетесь во-он туда!» Двигается, причём быстрым шагом. «Стоп! Левее!..» Хорошо, левее. И так – битый час, всю долгую репетицию…
Дело даже не в том, что режиссёр двигал эту фигуру взад-вперёд, как пешку в шахматном этюде (что, в общем, и правильно), а в том, что фигура абсолютно безропотно позволяла себя двигать – тихо и без малейших понтов. Что, по-моему, ещё правильней. Поскольку реальному гению некогда и неохота «делать вид», оттопыривать пальцы и предаваться куражу. Не его амплуа. Ему катастрофически некогда – он занят деланием крупных ценностей в тесных временных рамках. Проще говоря, большим бизнесом.
Почему-то слово «бизнес» приклеилось к русскому языку только своим коммерческим смыслом, хотя в первом, исходном значении – это просто дело. Или занятость чем угодно. Что для рафинированного европейца жуткий экстрим, для нашего бизнесмена – утренняя пробежка. Зато у нас цветёт наука о правильном бизнесе, очень похожая на засекреченную религию.
Есть один страшно популярный бизнес-тренер с птичьей фамилией. Фамилию немного совру, пусть будет Голубь. Мне говорили: он ставит мировоззрение, как чудо-хирург ставит на ноги инвалида с разбитым позвоночником. Три дня учёбы у Голубя стоят дороже, чем трёхнедельный отдых на Гавайях. Я попал на это великое таинство бесплатно.
Голубь обмерил собравшихся психологическими тестами. Допустим, ты капитан тонущего корабля. У тебя на борту: беременная женщина, пловец-чемпион, дипломат, учительница, пенсионер-ветеран, фотомодель и ещё штук десять пассажиров. А в спасательной шлюпке – всего пять мест. Решай срочно – кого будешь спасать? Если ты ломаешь голову, разрываясь между беременной и стариком, учителкой и дипломатом, – значит, ты слабоумный придурок. Единственный правильный ответ знает Голубь: спасать нужно только себя! А кто ещё уместится в шлюпку – роли не играет.
Брутальный Голубь сообщил, что победу одерживает лишь тот, кто ради бизнес-цели жертвует всем и всеми поголовно. Не бояться ничего. Твёрдость и ещё раз твёрдость! И тут же рассказал для примера про одну героическую даму, у которой было всё плохо и бедно, пока она не бросила неинтересного мужа, двух сопливых неинтересных детей, неинтересных староватых родителей и прочую личную жизнь. И тогда у неё всё стало суперски интересно. Напоследок Голубь поставил кассету с поучительным фильмом, где ловкий офисный клерк, сделав карьеру с помощью босса, потом так ловко этого босса кинул, что завладел его креслом и состоянием.
Дней пять после такого лечения я с опаской прислушивался к позвоночнику и слегка сомневался в своей адекватности… А потом по TV показали неформальное интервью с Альфредом Кохом, который любопытен уже хотя бы как успешный бывший топ-менеджер высшего эшелона. Он сказал самоочевидную вещь (невидимую разве что с высоты голубиного полёта) о том, что бизнес не может быть голимой самоцелью – это только средство для вкусной и здоровой жизни. И на кой ляд нужен такой бизнес, ради которого ты отказываешься от всего, что любишь, то есть от самого себя?
Когда же я перестал беспокоиться насчёт позвоночника и почти забыл о голубином ворковании (спасибо, птица!), то увидел в сухом остатке два нерастворимых понятия – твёрдость и бесстрашие. Начать с нуля новое дело, произвести на свет Реальную Ценность, даже просто совершить рывок от задника на авансцену – значит решиться выйти на холод из пригретой зоны комфорта, стать бесстрашным и твёрдым. Как ветер в стальных балках.
И тогда нет смысла противопоставлять, сталкивая лбами, «старых» и «новых» русских. К ним в равной степени относится негромкое классическое напутствие: «Да пребудут в целости, хмуры и усталы, делатели ценностей – профессионалы».
Охота и неохота
1. Охота на эксклюзив
Сейчас, по-моему, только ленивый не обещает индивидуального подхода и не ищет эксклюзивных красот… Скоро тётеньки, торгующие на блошином рынке, справедливо заявят об эксклюзивности носков ручной вязки. И на них, вероятно, тут же начнется охота.
У каждого свой драгоценный эксклюзив. Один региональный олигарх (владелец сорока заводов, газет, пароходов, способный купить половину Кремля) часа полтора в моём присутствии хвастался тесной сорокаградусной дружбой со столичным актёром среднего пошиба. А этот же актёр в недавнем газетном интервью хвастался, что он целых десять минут сам лично разговаривал с Лоуренсом Оливье. Тем временем моя соседка Клавдия без ложной скромности утверждает, что она лучше всех умеет готовить одноимённый салат.
Лет пять назад у меня случился невыносимо светский разговор с одним таинственным коллекционером. «А живопись вас не интересует?» – спрашивает он. «Интересует». – «И кого конкретно из художников хотели бы иметь?» А я как раз тогда по магазинам искал приличный альбом Дюрера. «Ну, допустим, от Дюрера не откажусь». Он листает записную книжку: «Так, Дюрер… Знаете, с картинами сейчас напряжённо. А вот один-два рисунка я вам могу устроить». Я чуть сигаретой не поперхнулся. Я-то имел в виду альбомы, а он – подлинники XV века. «Нет, – говорю, – спасибо, рисунков не надо».
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
