Натянув свитер, Дженни открыла дверь. На пороге стоял Рурк. Фуражку он держал под мышкой. Его плечи были напряжены, а на лице застыла холодная маска исполняющего свои обязанности.
У Дженни оборвалось в груди.
— Рурк?
Он зашел внутрь, и Дженни заметила то, чего раньше никогда не видела: Рурк готов был расплакаться. Его лицо было бледным и искаженным, веки покраснели. Руки дрожали. Он весь дрожал.
— Джоуи, — сказал он.
— Джоуи? Но он ведь в Вашингтоне, в медицинском центре. Я собиралась навестить его на следующей неделе…
— Его уволили. — Рурк прочистил горло. — Он ехал к тебе, и произошел несчастный случай.
Дженни ухватилась за спасительную мысль: это очередная ложная тревога. То, что случилось однажды, может случиться снова. Кто-то передал неверную информацию. Если закрыть глаза и в это поверить, все будет хорошо. Но глаза Дженни предали эту надежду. Они оставались открытыми и видели правду, растекшуюся кровью на полицейской форме Рурка и на его коже, даже под ногтями. Очевидно, он пытался ее отмыть: Дженни видела разводы от щетки, чувствовала свежий запах мыла, но все это не имело значения. На этот раз Джоуи действительно был мертв.
Ноги Дженни внезапно стали ватными, и она начала оседать. Рурк схватил ее за руки и потянул наверх.
Он что-то говорил и выглядел совершенно другим человеком, словно вместе со смертью Джоуи умер сам. Дженни видела, как двигаются губы Рурка, он объяснял, что произошло. Она даже слышала его слова: Джоуи прыгнул на первый же поезд до Нью-Йорка, потом добрался до Кингстона. На его увольнительных бумагах даже чернила не успели высохнуть. В Кингстоне Джоуи взял машину, чтобы доехать до Авалона. Он хотел сделать Дженни сюрприз.
Сюрприз.
Пища для размышлений от Дженни Маески
Поминальная трапеза
Когда у кого-то умирал дорогой сердцу друг, они всегда обращались к моей бабушке, потому что она обладала талантом составлять меню для большого количества людей за короткое время. Основным блюдом конечно же являлось поминальное горячее — острая смесь, запеченная в сотейнике, напоминающем маленькую ванночку. Вот версия рецепта для небольшого количества народу. Это блюдо не поможет избавиться от горя, но определенно утешит душевную боль.
Горячее поминальное блюдо Американского легиона
1 фунт говяжьего фарша
½ луковицы, нарезать
1 чашка замороженной нарезанной моркови
1 чашка замороженной цветной капусты
1 чашка замороженной нарезанной брокколи
1 банка сливочно-грибного супа
1 банка сливочного куриного супа
3–4 корня сельдерея, нарубленного
2 столовые ложки соевого соуса
½ чайной ложки белого перца
1(12 унций, или 340 г) упаковка чоу-мейнской лапши
Разогрейте духовку до 160 °C. На большой чугунной сковороде поджарьте говяжий фарш и лук, разделяя фарш на мелкие кусочки. Подсушите и переложите в большую форму для пирога. Смешайте овощи, супы, сельдерей, соевый соус и перец. Смесь добавьте к мясу. Добавьте ⅔ чоу-мейнской лапши (8 унций, или 227 г), накройте крышкой и запекайте примерно в течение часа. Оставшейся чоу-мейнской лапшой посыпьте верх пирога. Снимите крышку и запекайте в течение еще 15 минут.
Глава 32
Ветер прекратился, и снег падал крупными хлопьями, обволакивая домик мягкой тишиной. Дженни спустила рукава своего свитера, чтобы согреться.
— Я очень хочу знать, Рурк, — сказала она. — Я очень хочу знать, о чем ты думаешь.
Рурк тряхнул головой.
— Это не важно. Ты в порядке, Джен?
Она кивнула.
— Странно, что я не бьюсь в истерике?
— Твоей матери ведь нет уже давно.
— Я чувствую… какое-то облегчение. По крайней мере, я теперь знаю. Сначала, когда ты мне сказал о ней, я ничего не почувствовала. Теперь я знаю почему: мне больше нет нужды на нее злиться. Я столько лет на нее злилась, думая, что она просто не любила меня, поэтому и не вернулась. А на самом деле мама просто хотела спасти семейный бизнес и была невероятно несчастной, но делала все, что могла. А потом с ней произошло нечто ужасное. Вместо того чтобы злиться и обижаться, я должна была ее любить. Как бы я хотела… — Дженни не совсем понимала, как закончить предложение. — Как бы я хотела тогда испытывать другие чувства.
— Или вообще их не испытывать, — пробормотал Рурк.
И конечно же таким образом Рурк рассматривал все подобные ситуации. Не приближайся — и не испытаешь боли. Дженни стало неуютно, она переменила положение, а Рурк продолжал смотреть на нее с беспокойством. Дженни почувствовала, как сердце сжимается от сожаления, потому что она слишком хорошо понимала Рурка. Он чувствовал себя так же одиноко, как и она. После смерти Джоуи они могли — должны были — утешить друг друга. Вместо этого они развернулись друг к другу спиной. Они так боялись бередить прошлые раны: боялись любить, боялись потерять самих себя, боялись доверить свои сердца друг другу.
— Это из-за Джоуи, да? — прошептала Дженни. — Поэтому ты не позволяешь себе приближаться к кому-либо?
— Поэтому я не позволяю себе приближаться к тебе.
— Рурк, я не понимаю…
— Он знал о нас.
— Он тебе это сказал?
— Нет. Но он знал.
— И ты с этим жил все эти годы.
— Такое не забудешь. Джоуи любил нас, а мы его предали, и он об этом знал. И в секунду его смерти мы не могли… у нас не было возможности… Мы никогда не сможем поговорить.
Что-то в лице Рурка напомнило Дженни о том мальчике, которого она когда-то знала, чья ярость, ранимость и решительная целеустремленность тронули ее сердце. Уже тогда он был ранен прошлым и брал всю ответственность на себя. И сейчас Рурк делал то же самое, не желая прощать себя за то, чего не мог изменить.
— Не знаю, как ты, — сказала Дженни, — но я все время говорю с Джоуи. Я не собираюсь мучиться вопросом, знал он о нас или нет. Я отказываюсь это делать и не хочу, чтобы это делал ты.
— Для меня это не выход, — возразил Рурк. — Я мог предотвратить тот несчастный случай. Я мог все бросить, отправиться за ним и привезти в Авалон.
— Боже, Рурк, ты себя слышишь? Ты не можешь спасти всех в мире. Это не твои проблемы.
— Ах, вот как? Я-то думал, что этим как раз и должен заниматься полицейский.
Идеальная роль для Рурка. Спасать людей и уходить. Не на этот раз, решила Дженни. На этот раз она его не отпустит.
— Ты делаешь все, что в твоих силах, — сказала она. — Мы все делаем. И да, иногда этого недостаточно, но так устроен мир. Ты говоришь, мы не должны быть вместе, нам никогда не было хорошо друг с другом, а я говорю, что ты ошибаешься.
