— За Грейс, негодяй!
Мстители поспешили было на выручку, но толпа зашевелилась, волнуясь, перекатываясь, и преградила путь всадникам. Рейз на земле молотил кулаками по лицу Форда, приговаривая:
— А это за меня, мерзавец! А вот это за всех, над кем ты так гнусно издевался!
Один из мстителей потянулся за пистолетом.
— Остановите его, остановите сейчас же! — крикнула Ханна.
Кто-то швырнул молоток. Он пролетел мимо, но с другой стороны лошади какой-то молодой парень схватил всадника за ногу, мужчины постарше бросились ему на помощь и стянули его на землю. Около дюжины детей и взрослых навалились на него, и он исчез под их телами.
— Господи Иисусе! — в ужасе воскликнул другой мститель, когда толпа окружала его лошадь, таща его за ноги в разные стороны; пистолет выхватили у него прямо из рук. Лошадь пронзительно заржала и покачнулась сдавленная наседавшей толпой. — Уноси ноги, ребята! — отчаянно крикнул всадник.
Один из ночных мстителей уже прорвался сквозь плотное кольцо людей и пустил лошадь вскачь. Еще мгновение — и другие последовали его примеру. Внезапно наступила мертвая тишина, все замерло. Толпа расступилась, напряжение постепенно спадало.
Рейз, сидевший верхом на Форде, не двигался. Грейс бросилась к нему:
— С тобой все в порядке?
— Конечно, — проговорил он, вставая. Поморщившись, потряс правой рукой.
Форд остался лежать неподвижно. Грейс с тревогой посмотрела на шерифа:
— А он не?..
— Нет, я не убил его, Грейс, хоть и хотел бы. — Рейз помрачнел. — Я думал, ты уже поняла: я не хладнокровный убийца.
— Ох, Рейз! — воскликнула она, обнимая его. — Я знаю! И я думаю, что ты молодец! Я думаю, ты молодец, что сделал это. Но это так безрассудно!
Он смягчился, улыбнулся ей:
— Похоже, мы с тобой — два сапога пара, а? Грейс смутилась.
— Скажи мне, — продолжал Рейз. — скажи мне еще раз, какой я молодец.
Со вздохом облегчения она закрыла глаза:
— Замечательный!
Он улыбнулся, обнимая ее. Но он не сказал ей того, о чем думал: «Если я такой замечательный, тогда почему же ты не хочешь стать моей женой?» Напротив, он отогнал от себя эту мысль.
— Я закину шерифа на лошадь. Думаю, он доберется до города. — Рейз обвел взглядом толпу. — Так как же, собираемся мы достроить эту школу сегодня или, может, отложим на год? Мощный гул голосов был ему лучшим ответом.
Как воришка, с одним маленьким чемоданчиком в руках, Грейс выскользнула на темную ночную улицу.
Ей было так больно, что она не сдерживала слез, только старалась плакать беззвучно, опасаясь, что ее могут услышать.
Школа была построена — подарок Рейза ей и всем освобожденным неграм Натчеза, как он говорил. Завтра они должны уехать в Техас, но это завтра не наступит никогда.
Грейс знала теперь, что неверно судила о Рейзе, так как человек, сделавший то, что сделал он, несомненно, должен был обладать истинными достоинствами. Просто они слишком глубоко скрыты в нем, и она их долго не замечала. Но это не меняло сути дела — она сама должна распоряжаться своей судьбой; страшнее всего для нее — потерять свою независимость. Конечно, Рейз встал на защиту людей, и побуждения его были вполне искренними, но он по-прежнему указывал ей, как поступать, тогда как только она сама могла это решать. Вопрос о ее работе в школе так и не был решен, да и вряд ли это было возможно, во всяком случае, к их обоюдному согласию.
Ее мучила совесть. Но остаться значило только отдалить неизбежное. Его настойчивое желание поехать в Техас ускорило ее побег. Временами Рейз бывал необычайно проницателен и чуток, поэтому ее удивляло, как он не понимает, что ей стыдно встретиться с его родными, будучи его содержанкой. Но не было никакого смысла объяснять ему это.
В тот вечер Грейс любила Рейза с отчаянием и неистовством, рожденными сознанием, что это их последняя ночь вместе. Он отвечал ей такой же безумной, такой же неистовой страстью. Снова и снова они вместе взлетали к звездам, пока наконец около полуночи он не заснул крепким, глубоким сном.
— Я люблю тебя, — шепнула Грейс, наклоняясь и целуя его спокойные губы. К ее удивлению, он застонал. Рука его сжала ее руку, и губы открылись навстречу ее губам.
Проснулся ли он?
Она никогда этого не узнает.
Грейс оставила письмо, в котором говорила что любит его, но что из этого никогда ничего не получится В писки она пыталась объяснить, как дорога ей ее независимость» что она не может оставаться с человеком, который хочет отнять ее. Она понимает, что Рейз старался защитить ее уберечь от опасностей. Но точно так же, как он не мог не восстать против Форда, она должна была учить детей, несмотря на угрозы Роулинза. Она никогда не сможет выйти замуж и oставить работу. Учительство — частица ее существа так же как и вера в необходимость избирательного права для женщин и в то, что негры имеют право учиться. И то и другое впитано ею с молоком матери.
До соседнего города путь был неблизкий. Там вдали от любопытных глаз жителей Натчеза, она сядет на первый ж поезд, идущий на север, который увезет ее обратно в Нью-Йорк. Она представила, в каком бешенстве будет Рейз когда обнаружит ее исчезновение. В бешенстве? Нет, она слишком хорошо знала его — прежде всего он будет глубоко оскорблен. «О, Рейз, — подумала она с горечью, — какое ужасное пробуждение я уготовила тебе! Лучше бы мы никогда не встречались и никогда не любили друг друга, тогда мне не пои шлось бы так поступать с тобой!» Но тут же поняла что обманывает себя. Она будет бережно хранить память о днях проведенных вместе, до самого своего смертного часа
Грейс безрадостно задумалась о своем будущем Она ушла от Рейза, но жизнь продолжается. С пятью тысячами долларов она обеспечит матери постоянный уход. Она уже давно стала членом «Национальной ассоциации борьбы женщин избирательное право» и находится в хороших отношениях с ее руководителями Элизабет Стэнтон и Сьюзан Энтони Она продолжит просветительскую работу. Полностью отдастся это му делу. Будущим летом в Филадельфии будет отмечаться столетие со Дня независимости, и Грейс знала, что «Ассоциация…» собирается развернуть обширную пропагандистскую работу. Она тоже примет в этом участие.
Грейс на минутку остановилась там, где дорога огибала сияющую свежей древесиной новую церковь. Ее еще нужно было покрасить. Сейчас, в лунном свете, от нее исходило бледное свечение, чудесно пахло сосновыми стружками. Это сделал Рейз. Ее Рейз. Но настанет день, когда он будет принадлежать другой…
Ее слух внезапно уловил уже знакомый цокот копыт принижающихся лошадей. Грейс не стала дожидаться, пока они подъедут ближе, и метнулась в лес. Ведь этого же не может быть думала она в отчаянии, и все-таки это так.
Грейс, вся дрожа, притаилась за широким стволом дуба. Выглядывая, она прислушивалась к голосу Форда. Слезы ярости и бессилия навернулись ей на глаза, когда всадники объехали вокруг здания, поливая его какой-то горючей жидкостью, голоса их звучали хрипло, приглушенно, угрожающе. Через мгновение пламя занялось со всех четырех углов. Грейс не могла пошевелиться, почти ослепнув от слез, а огненные языки трещали, взлетая все выше.
