Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
– Вы утверждаете, что не видели этого?
Эрман почти вырвал у него телефон и, сморщив лоб, вчитывался в не слишком разборчивые слова. Очень достоверно, очень: как будто и впрямь только что увидел!
– Впервые вижу! Я вообще не обращаю внимания на смс-сообщения! И я не понимаю, о чем это все! «Преследовать» – ерунда какая-то!
– Если бы оно было новым и не прочитанным, я мог бы вам поверить, но его открывали… что Эмель собиралась сказать Мустафе? О том, что вы ее преследовали и ей это надоело? И вы сделали вид, что поехали на пляж, а сами вернулись…
– Да ничего подобного! Как я мог вернуться, кто-нибудь увидел бы мою машину!
– Вы вернулись, разумеется, без машины. И я почему-то уверен, что на пляже не найдется ни одного свидетеля, который бы вас там видел… не пять минут.
– Да кто на кого смотрит на пляже?! Люди приходят и уходят, и если вы не красотка топлесс, никто вас не запомнит!
– Поэтому вы разумно выбрали такое алиби, которое трудно опровергнуть, да? Эсэмэска пришла утром… наверно, Эмель и звонила вам с целью выяснить отношения?
– Я не знаю, зачем она звонила! Думал, что это по поводу развода, потому что так мне сказала жена… а Эмель только назначила, а потом отменила встречу.
– Я, – вступила забытая ими Шейда, – не говорила мужу ничего подобного. А еще я нашла перчатки… только я сама иногда ими пользуюсь. Это садовые перчатки, я сегодня пошла сажать розу… но я сразу же их сняла, когда поняла… и следы там могли сохраниться, вот!
Она повернулась и достала из какого-то шкафчика пакет.
– Мне показалось, что на перчатках кровь, а раньше ее там не было, и я испугалась. Я хотела сказать Айше, но… тогда не смогла.
– А сейчас ты, значит, не боишься, дрянь такая?! – Эрман смотрел на жену во все глаза. Он явно с трудом владел собой, но держался избранной линии поведения: все это бред сумасшедшей, не стоящий никакого внимания. – А почему, спрашивается?
– Потому что я сейчас уйду. Если вы мне не поверите и не заберете его в полицию, я уйду… куда-нибудь. Насовсем уйду. Я с убийцей не останусь.
Вот оно слово.
Как странно: то, что Кемаль запрещал себе даже как предположение, как рабочую версию, на глазах обрастало подробностями и превращалось в правду.
– Дайте-ка ваши перчатки, – он забрал пакет у Шейды и подумал, что больше не сможет посылать сотрудников Нихата в Измир: сколько можно, кто-то должен и здесь работать, а кроме того… ему самому надо возвращаться на собственную работу – мысли невольно скользнули к тамошним делам, как будто это дело было уже закончено. Он поедет сам; Мустафе, наверно, придется остаться и заняться похоронами; он отвезет экспертам эти перчатки, он зафиксирует историю вытирания отпечатков на мече, он запишет все про эсэмэску и алиби… нет, это не его дело, как же он мог забыть!
– Нихат, – быстро сказал он в телефон, – ты дома уже? Давай-ка обратно… тут кое-что выяснилось, к господину Эрману подходи, – как бы еще дать ему понять, что придется, видимо, производить задержание? Так, чтобы Эрман не понял и не успел ничего предпринять – сбежать, например.
– Хотите предъявить мне обвинение? На основании этих сказок? Да оно у вас до суда развалится! Перчатками я пользовался сто раз, это садовые перчатки, моих отпечатков на мече нет…
– Ты спрятал меч. Его не было в футляре. У меча специальный футляр, я могу показать, – снова подала голос Шейда. – Я собиралась его протереть, как обычно, но его там не было… дня три назад, наверно. Я не придала значения, но потом…
– Да его кто угодно мог взять, дом мы не так чтобы запираем – днем всегда открыто! К тому же я могу заявить, что видел его на месте еще вчера, и кто докажет, что я лгу?
– Никто не знал, где меч… он был наверху, в спальне. В шкафу. Никто не знал.
Круг замыкался.
Кошмар, который никто никогда не может представить рядом с собой, который так увлекает всех в кино или в книгах, этот кошмар сейчас на глазах превращался в замкнутый круг: все порывы, все страсти, все причины, весь этот ужас, все поступки действующих лиц – все это там, внутри круга. Мы его обвели, как циркулем, вычертили его границу, и теперь мы все снаружи, вне него… мы можем подойти поближе и рассмотреть: как же они, те, кто внутри, дошли до такого? Как и что они чувствовали, говорили? Как это могло случиться?
И мы – мы сами, нормальные, обыкновенные люди, не убийцы и их жертвы, можем понять только одно: там, в заколдованном круге, там, за чертой, все по-другому. Там возможно такое, что нам и не снилось… и, дай бог, никогда не приснится, хоть мы и любим все эти кошмары в кино и книгах. Может, мы таким образом оберегаем себя от опасности: чтобы никогда наяву не приближаться даже к границе круга, внутри которого какая-то другая реальность – кровь, смерть, нелепые, страшные в своей нелепости страсти.
Вот что это было – любовь? зависть к более удачливому коллеге? сексуальное влечение, из-за неудовлетворенности перешедшее в страсть? умопомрачение, аффект? неконтролируемая ярость?
Или вполне контролируемые эмоции, заранее спланированные действия?
Но, что бы это ни было, результат так страшен, господи!
Сколько раз Кемаль входил в этот заколдованный круг, сколько раз сталкивался лицом к лицу с убийцами, но каждый раз, вычерчивая и замыкая окружность, он оставался снаружи и понимал только одно: он знает, кто и как это сделал, он может даже объяснить словами, почему или зачем… и все. Дальше он натыкался на невидимую стену: как вообще, ради каких-то целей или из-за каких-то причин, можно стать убийцей? Да, можно желать смерти, например, смерти того, кто убил твоих близких… сейчас Мустафа, а может, и Айше, наверняка пожелают смерти убийце Эмель, но… но они же не возьмут изысканный меч, не станут вонзать его несколько раз в живое человеческое тело!
Она умерла не сразу, ее терзали несколько долгих минут, нанося удар за ударом – что за чувства такие там, внутри страшного, уже замкнутого круга?! Увлечение ярости – это один, максимум два резких удара, и тем, что попалось под руку: кухонным ножом, утюгом, да самой этой рукой, наконец. А орудие, принесенное из дома, заранее оставленная где-то машина, продуманное алиби – нет, это не ярость, не минутный порыв, вряд ли это все предназначалось Эмель, это было сделано для ее мужа.
Отнять у него самое дорогое, выставить его виновным, тщательно перемешать, а сверху посыпать крупной солью измены: чтобы сильнее болело.
Граф Монте-Кристо на турецкий лад.
Мотив, возможность, орудие – дальше в дело вступят эксперты, потом, еще позже, адвокаты и судьи…
– Неужели вы поверили?! Вот ведь… нет, это бред какой-то, ей-богу! Я могу доказать! Я не возвращался в поселок, а все эти фантазии… да даже Онур может подтвердить, что я звонил ему по просьбе его матери! Ей не хотелось самой объяснять ребенку такие вещи… моя жена тоже в курсе! Ну, скажи же, что хоть это правда?
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
