– Почему у нас ушло столько времени, чтобы это понять? – спросил Джеймс. – Такое ощущение, что догадались все, кроме нас. Мы, не особенно напрягаясь, ввели в заблуждение моих коллег. Наверное, можно было сообразить еще тогда…
– Я ничего не понимала до самого девичника, – сказала Анна. – И ты тоже, ведь так?
– Кое-что подозревал… знаешь, я как будто собирал пазл и не решался положить на место последний фрагмент, уверяя, что по-прежнему не вижу картинку целиком. Так что насчет девичника? – спросил он, с улыбкой легонько прижимая Анну к себе. – Интересно. Именно поэтому ты там стала такой дерзкой?
– Ах ты нахал. Я пыталась тебя завлечь.
– «Заходи как-нибудь и оцени мои буфера». Пускай интриги недостает, зато плотской привлекательности в избытке.
– Мне так не хватало нашего смеха. Честное слово, я и раньше говорил рискованные вещи, но никогда не думал, что нравлюсь тебе в этом смысле.
– Да нет, я просто закрываю глаза и сосредотачиваюсь на твоем энергичном характере.
Началась новая песня, и Анна положила голову Джеймсу на грудь.
Эгги, стоявшая с мужем поодаль, помахала в знак приветствия. Джеймс вскинул руку в ответ.
Он находился в чужой стране, на свадьбе, окруженный незнакомыми людьми, – но чувствовал себя как дома.
Джеймс понял, как называются чувства, которые он испытывал к Анне. Раньше Джеймс никогда не произносил этого слова, но оно идеально подходило: он ее обожал.
Обожал.
71
«Взгляд его темных глаз скользнул по ее вздымающейся груди в шелковом неглиже. Он провел ладонью по небритому подбородку, наслаждаясь зрелищем.
– Mi carina![4] – с грубоватым одобрением воскликнул он. Это было не просто ласковое слово, но настоятельное требование. Он желал, чтобы ее невинная женственность покорилась его силе.
Она поникла под решительным взглядом мужчины, щеки окрасились целомудренным румянцем.
– Ты долго играла со мной, inamorata[5], – сказал он, хрипло дыша и пропуская прядь ее льняных волос между пальцами.
– Нет! – вскрикнула она. – Вспомни о своем долге, Лука! Ты не сможешь унаследовать поместье де Вичи, если женишься не на той женщине, которую предназначили тебе родители! И ты не должен использовать меня как… – голос девушки задрожал и ресницы затрепетали при одной мысли о такой нескромности, – …как мимолетное наслаждение.
Он выругался на своем родном языке, и его кобальтовые глаза сверкнули.
– К черту долг! Я должен обладать тобой!
Он уже готов был поглотить ее, насладиться ею, как голодный лев добычей, и она…»
– Вот меню.
– О! Спасибо, – сказала Анна, отрываясь от электронной книжки и глядя на официантку в цветастом шейном платке, которая протягивала два плотных листа бумаги.
За четырнадцать минут, которые она провела за столиком «Морито» в Кларкенуэлле, итальянский граф уже почти добился своего. Анна совсем забыла про тапас.
– Будете заказывать напитки?
Она просмотрела меню.
– Два «Тинто де верано», пожалуйста.
– Я ведь не опоздал? – спросил Джеймс, подходя.
Он наклонился и поцеловал ее холодными губами, прежде чем бросить сумку на стул.
– Немножко, но я тебя прощаю, – ответила она, улыбнувшись.
От холода бледное лицо Джеймса казалось мраморным, словно его изваял настоящий профессионал по части скул. Разве какой-нибудь другой мужчина выглядел бы так красиво, сбрасывая пальто и ворча: «Гаррис сегодня превзошел сам себя по части дурацких шляп, он явился в ярко-желтом цилиндре. Такое ощущение, что я работаю в цирке».
Вряд ли.
– Компанию мне составил итальянский граф, – сказала она, показывая электронную книжку.
Перед ними поставили напитки.
– Что это? – спросил Джеймс, беря бокал.
– «Тинто де верано». Коктейль из красного вина. Довольно милый.
Джеймс чокнулся с ней и пригубил.
– Прелестно.
Анна просияла.
– Так, чем там занят итальянский граф? – поинтересовался Джеймс, протягивая руку к книжке. – Если ты восхищаешься чьими-то достоинствами, я хочу сравнить.
Анна, широко улыбнувшись, протянула ридер.
Принесли закуски, и она принялась за миндаль.
Джеймс читал вслух:
– «Он уже готов был поглотить ее, насладиться ею, как голодный лев добычей, и она трепетала от экстаза и нетерпения…» Автор дурак, и это портит все впечатление. Добыча льва? Например, антилопа? Или бородавочник? Значит, он собирается заниматься с ней любовью, как хищник, который перекусывает горло трепыхающейся свинье?
Анна захихикала.
– Не порть удовольствие!
– Проблема не во мне, а в идиотской метафоре.
Пока Джеймс читал, Анна смотрела на него и думала, как приятно было видеть его в своей жизни – и в постели, – пусть даже лоток Лютера отнюдь не украшал собой кухню. Конечно, она не сказала бы этого Джеймсу, но крикливый граф ему и в подметки не годился. Тем более что Джеймс не скупился на слова и поступки, чтобы Анна не забывала о том, какой привлекательной он ее считал. От удовольствия у нее расширились зрачки.
Джеймс вывел на экран новую страницу.
– Так, так… «почти обезумев от возбуждения и бормоча слова, которые оба едва могли разобрать… она рассыпалась на миллион осколков». Что?
Он взглянул на Анну.
– Это… скажем так, результат нелегких трудов. Они всегда рассыпаются или взрываются.
– О боже.
– Она думает, что вскружила ему голову, но потом страсть остынет, и он на ней не женится. На самом деле женится, конечно.
Анна взяла бокал, и Джеймс отложил книжку.
– И что будет после того, как они перепихнутся? Они перенесут свою страсть на походы по магазинам? Представляю, как этот самый граф пронизывает взглядом упаковки салата и приказывает терминалу самообслуживания: «Покорись мне!»
– Нет, просто книга закончится. Они поженятся. Будет намек на детей. И все.
– Почему столько внимания к свадьбе?
– Героини любовных романов не трахаются направо и налево. В конце всегда бывает свадьба.
– Это шовинизм.
– Ну да. Старомодные фантазии.
– Рабочие клубы – сплошной шовинизм, но про них никто не фантазирует.
