Тарталья кивнул.
— Пока что, мистер Стэнсфилд, мы на ранней стадии расследования.
— Ну да! Дурите кого другого. — Он испустил тяжкий вздох, осматривая пятно от соуса у себя на майке, точно только что заметил его. — Я как только глянул на него, тут же просек, дурной он парень. Бедная девочка, вот что я скажу. — Он встретился взглядом с Тартальей. — Надеюсь, вы вздернете его, как только разыщете. Тюрьма для таких ублюдков слишком хороша.
— Вполне согласен, — кивнул Тарталья и поднялся.
А ведь Стэнсфилд не знает и половины Томовых подвигов.
33
— Ты всю жизнь прожил в Англии? — полюбопытствовала Донован.
Залески кивнул:
— Родился и вырос в Лондоне, хотя никогда не чувствовал себя настоящим англичанином. Не чувствовал, что я здешний. Если уж на то пошло, я нигде не чувствую себя дома.
Они сидели в нише за столиком в небольшом французском ресторанчике в Илинге, неподалеку от дома Адама. Устрицы и палтус под голландским соусом уже были съедены. Залески выбирал те же кушанья, что и Донован, и ей это нравилось: приятно узнать, что вкусы у них, по крайней мере в еде, совпадают. Никогда не ела ничего вкуснее, подумала Сэм. Или так кажется, оттого что она ужинает в его компании? С ним так легко разговаривать — ни разу она не ощутила даже намека на досаду или раздражение — и очень увлекательно. И ему вроде она интересна. Обычно мужчины предпочитают болтать о самих себе. Курс гипноза закончился, и Залески купил бутылочку шампанского отпраздновать событие. Вино на вкус оказалось изумительным. Самое невероятное — Сэм совершенно не тянуло закурить, а когда откуда-то пахнуло сигаретным дымом, ее чуть не стошнило.
У столика возник официант, и они заказали десерт: шербет из фруктов для Донован, а Залески предпочел сыр.
— У тебя оба родителя — поляки? — спросила Донован, отпивая глоток шампанского.
— Мать полька. Она давно умерла, когда я был совсем маленьким. Воспитывали меня ее родители. Залески — это их фамилия. А отца я и не знал никогда. Он бросил мать, как только узнал, что она беременна.
— О-о, — только и протянула Сэм.
Слов у нее не нашлось. Вот дура!
— Матери было всего семнадцать, и они не были женаты, — легко, без сожаления в голосе добавил Адам.
«Рассказывает так буднично. Интересно, что он на самом деле чувствует», — мелькнуло у Сэм.
— Тебе никогда не хотелось разыскать его?
Лицо у Адама сразу затвердело. Чуть помедлив с ответом, он покачал головой:
— Нет. Я не желал его видеть. Никогда. Как мне рассказывали, он — законченный подонок. Я б выскреб из себя его гены, будь такое возможно. Говорят, я очень на него похож. Такая вот насмешка природы, при моих-то к нему чувствах!
Донован пытливо всматривалась в него, прикидывая: не пора ли сменить тему? Но любопытство победило.
— Отчего умерла твоя мама? — не выдержала она.
Адам медленно покручивал бокал — по стенкам сердито вскипали крохотные пузырьки шампанского.
— Покончила с собой. Бросила меня одного — окончательно и бесповоротно. Мне было тогда всего три года. К счастью, я был слишком маленький, чтобы запомнить ее. Фотографии, правда, сохранились.
— Мне очень жаль.
— Ладно, забудь, — вздохнул Адам. — Теперь я уже достаточно взрослый, боль притупилась, я научился смотреть на вещи отстраненно. И стараюсь не думать об этом вовсе. Какой смысл? Что случилось, то случилось. К счастью, нашлось кому позаботиться обо мне.
Сняв очки, Адам уронил их на стол и потер лицо руками. Потом взглянул на Сэм, и она вдруг заметила, какие у него красивые глаза. Светло-карие с зеленоватым отливом. Потянувшись через стол, Адам взял ее за руку и улыбнулся:
— Давай выберем тему повеселее. Расскажи о себе. А ты откуда родом?
Ладонь Сэм тонула в его руках, и, хотя прикосновение его было приятным, Донован почувствовала себя неловко и засмущалась:
— Я, как и ты, здешняя. Родилась и выросла в Лондоне. В предместье Туикнем. Родители у меня — учителя, оба сейчас на пенсии.
— А есть братья? Или сестры?
— Сестра есть, ее зовут Клэр. Она на два года старше меня. Адвокат в крупной фирме в Сити.
— Вы с ней близки?
Донован кивнула, мягко вытянула руку, якобы затем, чтобы взять бокал:
— Мы с ней очень разные, но почти всегда умудряемся ладить. Живем в одном доме.
— В Хаммерсмите, ты говорила?
— Правильно. Дом принадлежит Клэр, но я тоже вношу за него свою долю по ипотеке.
— Она похожа на тебя? Хоть немножко?
— Ни капельки! — расхохоталась Донован. — И не догадаешься, что мы сестры. Клэр — высокая, почти пять футов девять дюймов, с темными кудрявыми волосами. Она на отца похожа. А я, ну…
Она пожала плечами.
— По-моему, ты прелестна. — Глядя Сэм в глаза, Адам снова взял ее за руку, ласково поглаживая ладонь. — У тебя такая гладкая и мягкая кожа.
К щекам Сэм прилила кровь. К счастью, прежде чем она успела ляпнуть какую-нибудь глупость, появился официант с шербетом для нее и сыром для Залески.
Когда Тарталья покидал паб «Пес и кость», зазвонил его мобильник. Он разобрал женский голос, что-то бубнящий в трубку.
— Кто говорит?
— Это детектив-инспектор Марк Тарталья? — на этот раз погромче произнес голос.
— Минутку, — попросил он. — Тут ничего не слышно. — Марк вышел за дверь, укрылся под козырьком от дождя и плотно прижал трубку к уху.
Быстро, задыхаясь, женщина назвалась: Никола Слейд. Только тут он спохватился, что собирался перезвонить ей.
— Я разговаривала с женщиной-полицейским из вашего отдела, и она сказала, что вы мне перезвоните. Вы так и не позвонили, и она дала мне ваш номер. Ничего, что я вам сама звоню?
— Рад, что вы позвонили. Извините, я был занят, разговаривал со свидетелем…
— Простите, что беспокою вас, но это важно. А дозвониться до сержанта Донован я никак не могу. Помните, я рассказывала вам про мужчину, которого видела с Мэрион? Того, в которого она была так влюблена? Знаете, а ведь я видела его тогда в полицейском участке, да не сразу сообразила, что это он. — Никола будто с подружкой болтала о всяких пустяках, а на самом деле сообщала важнейшую информацию. — Вчера ночью мне приснился сон про Мэрион, и… днем меня вроде как по голове стукнуло! Понимаете, он так сильно изменился. Другой имидж, и все такое.
— Вы узнали кого-то в ряду опознаваемых?
