— Два, с багажом, лучше купе.
Словно переживая за него, она виновато взглянула на него:
— Тогда подороже будет.
— Пять тысяч хватит?
— Да, конечно.
— Когда отходите?
— Через двадцать минут.
— Мне только за вещами, пожалуйста, дождитесь.
— Так не от меня же зависит…
— Да, конечно, сейчас. Через двадцать минут буду.
Быстро кивнув ей, продираясь через толпу обратно, мельком взглянув в сторону поезда, он увидел бегущую вдоль вагона надпись «Киев». В третий раз, уже в обратном направлении, пройдя здание вокзала, спешно двигаясь в толпе вокруг площади, стараясь не переходить на бег, найдя нужный переулок, свернув в него, уже не скрываясь, он добежал до «Газели». Сделав знак Наташе, он откатил дверцу; взявшись за край ковра и шпагат, упершись в подножку ногой, он подтащил к себе боеголовку; быстро забравшись в салон, согнувшись, подтолкнув рулон с другой стороны, Наташа помогла ему, вместе взявшись за веревки, вытащив боеголовку из «Газели», они опустили ее на асфальт. Вновь взявшись за шпагаты, в несколько приемов мелкими шажками, опуская боеголовку на землю и вновь проталкиваясь через толпу, они дотащили ее до вокзала. Окликнутые носильщиком, опустив рулон на его тележку, кружным путем мимо здания вокзала выбравшись на перрон и дотолкавшись до вагона, вместе с носильщиком они втащили боеголовку в купе; рассчитавшись с носильщиком, запершись с проводницей в ее клетушке, отсчитав деньги и ей, он вернулся в купе.
Платформа с людьми поплыла мимо стекол; все время ожидая увидеть людей, преследовавших его, бегущими по платформе и догоняющими вагон, отдернув шторки, он смотрел в окно, платформа оборвалась, за окном черными линиями, раскатившись до отдаленных мостовых ферм и башен, потянулись рельсовые пути; ответвившись каждый в свою сторону, мгновенно, один за другим они скрылись за надвинувшимися домами, за окном зарябили гаражи и деревья, поезд рванулся вперед, близкостоящие предметы понеслись мимо окна. Поспешно-бездумно обменявшись взглядом с Наташей, быстро потянувшись и поцеловав ее, садясь на место и трогая клеенчатую обивку полки, он почувствовал, что у него чем-то обожжены ладони. Усевшись, он увидел в кровь разодранные на коленях джинсы, почти машинально расстегнув сумку и достав пакет с парадной одеждой, действуя как автомат, он переоделся в костюм с галстуком и черные туфли. Так же машинально, как и он, расстегнув сумку с кроликами, Наташа, склонившись над ней, быстро достала пакет с кормом и стеклянную плошку. Выпрыгнув из сумки, цепляясь когтями, судорожно перебирая лапами по ее платью, крольчиха пулей взобралась к ней на грудь; подхваченная Наташей и прижатая к груди, бешено пульсируя белым носиком, она смотрела на нее снизу вверх. Голова кролика тут же показалась над краем сумки; машинально взяв его на руки, пристроив его к груди, он оглаживал его голову, прижимая к ней короткие уши; серьезно, словно бы авансом принимая его ласку, кролик строго-изучающе смотрел на него.
Придерживая крольчиху, насыпав в плошку корм, поставив ее на дно сумки, Наташа аккуратно столкнула туда крольчиху, вслед за ней он вернул в сумку кролика. Склонившись над сумкой и убедившись, что они едят, спешно налив и опустив им туда в чашечке воды, Наташа, выпрямившись под его взглядом, соединив колени, открыто-ожидающе взглянула на него. Успокаивающе тронув ее за колено, тут же вспомнив, что, по рассказам знакомых, от проводников очень много зависит при пересечении границы и в их каморке можно спрятать от таможенников что угодно, быстро кивнув ей, он вышел из купе, на ходу вспоминая, есть ли таможня между Белоруссией и Украиной. Дав проводнице еще немного денег, вместе с другим проводником, околачивавшимся у нее в клетушке, он перенес к ней в купе ковер с боеголовкой, поставив его там стоймя; с автоматическим облегчением, чувствуя, что, кажется, сделал все, что мог, он вернулся в купе. Озабоченно оторвавшаяся от сумки с кроликами, быстро переживая что-то, с лицом, неуловимо изменившимся в его отсутствие, Наташа подняла на него глаза:
— Мы в Киев едем?
— Да. Прямо в Москву не получилось, в Киеве пересядем.
— А до Москвы сколько всего будет?
— Сутки. Если билеты без задержки купим, завтра к утру в Москве будем.
Что-то почувствовав в ее голосе, он обеспокоенно посмотрел на нее.
— А что?
Растерянно соображая, она быстро взглянула на него.
— По-моему, Киса вот-вот родить должна. Она уже давно беременна, я еще несколько дней как заметила, но она уже мех из себя вырывать начала, она из него гнездо для крольчат делает, она всегда, перед тем как рожать, мех из себя дерет, по-моему, она еще сегодня родит.
— А что делать?
— Нужно помочь ей гнездо подготовить, ей одного меха не хватит, дома она всегда у меня какие-нибудь тряпочки утаскивает и из них клочки дерет, я ей обычно вату подбрасываю, она из нее щиплет, но сейчас у меня ваты нет, надо ей что-нибудь тряпичное подбросить. Но только чтобы она сама разодрала, если самим это сделать, она не примет.
Машинально взглянув в сторону своей сумки, он быстро обернулся к ней:
— Мои трусы чистые подойдут?
— Не знаю, попробовать надо, она не все берет. Нужно их в нескольких местах ножницами надрезать, чтобы ей драть легче было.
Достав из сумки трусы, передав ей, видя, как, маникюрными ножницами сделав несколько надрезов, она опустила их крольчихе, он ожидающе посмотрел на нее:
— Ну как?
— Не знаю, она, даже если подойдет, не сразу рвать будет, я ей еще пару носовых платков своих подкину.
Порывшись в своей сумке, раскроив платки, она бросила их крольчихе; склонившись, наблюдая что-то понятное ей одной, опустив к кроликам руку, гладя крольчиху, она что-то поправила там; ответив ей быстрым шевелением, кролики что-то делали в сумке; взяв на руки кролика, успокаивающе гладя его голову, она что-то шептала ему. Оторвав от нее взгляд, Сергей посмотрел в окно. Равнина ударила ему в глаза зеленью. Городские окраины сгинули позади, придорожные деревца плыли мимо полей, кирпичные будки и столбы проносились мимо. Отвернувшись, он увидел, как, опустив в сумку кролика, машинально откинув волосы со лба, она растерянно подняла глаза на него.
— Мне спать хочется.
Сочувствуя ей, он кивнул:
— Поспи, конечно. Сколько мы сегодня спали, часа четыре, даже меньше.
Словно сама не понимая, что с ней, секунду она растерянно-виновато смотрела на него:
— Что-то прямо глаза закрываются.
— Постелить тебе?
— Я сама, не надо. Я не буду раздеваться, я так, только простыню накину.
Быстро достав с верхней полки белье, они застелили ей; скинув туфли и опустившись щекой на подушку, подтянув простыню, она почти мгновенно смежила веки; на секунду откинувшись к стенке купе, косо взглянув в окно, он увидел скопления деревенских домиков вдали, в чересполосице полей; мелькнули машины, стоявшие у переезда; сдвинувшись, вытеснив все, сомкнулась стена леса.
