Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
22 сентября 1924 года
…сегодня я сделал последнюю запись на германской земле. Конечно, я поеду. Даже если они обманут меня (в чём я практически не сомневаюсь) и наденут кандалы прямо в пульмане поезда «Берлин – Москва», а в Совдепии меня ждёт расстрел… Всё равно.
Теперь, когда я узнал, что жена и сын живы – всё равно.
Есть маленькая надежда, что большевики не посмеют навредить Асе и Костеньке, пока я им нужен. Чёрт с ними, я пооткрываю все порталы, я своими руками сделаю Спартака императором социалистического Рима, или чего они ещё потребуют.
Сном это было не назвать – скорее, какой-то перемежающийся бред. Помню, как я выбросил в окно браунинг, чтобы не поддаться мгновенной слабости. Потом я видел Асю – она звала, звала, облизывая пересохшие губы, но я не мог расслышать слов…
А под утро привиделась та памятная картина. Серое небо ноября двадцатого года, взрывы на улицах Севастополя. Мрачная очередь на пароход. Казаки, стреляющие своих скакунов на черноморской гальке – чтобы не достались красным.
И удивительный золотой конь, мчащийся по берегу – прочь, прочь…
* * *
Карта получилась так себе – корявая, неточная и очень хрупкая. Ярилов долго возился, склеивая смолой полоски бересты, чтобы получилось полотно приличного размера. Потом, чертыхаясь, чертил обожжённой палочкой.
Прикрепил план к стене землянки. Заговорил:
– Вы здесь для того, чтобы узнать, как будем брать город. В Добрише пять сотен монголов и дружинников Святополка. Все – настоящие воины. Опытные, вооружённые, нам не чета. Ни на долгую осаду, ни на открытую битву не хватит сил. Хотя нас больше – триста сарашей, почти пять сотен ополчения из деревень и те, кто нас готов поддержать внутри Добриша, но для штурма этого мало.
Собравшиеся помрачнели. Видно, ждали других слов, ободряющих. А князь сразу пугает.
Монах, бывший духовник покойного Тимофея, прятавший в деревне оружие и коней побратимов, погладил бороду и торжественно сказал:
– Зато – Бог за нас. Поможет. Перед праведными и стены Иерихона рухнули, рассыпались в пыль.
– Это, конечно, так, – согласился Дмитрий, – но Господь помогает тем, кто сам что-то делает. Поэтому я придумал, как нам захватить город, используя воинскую хитрость. И ещё кое-что, что мы с сарашами готовили вместе.
При этих словах один из болотников поморщился – не мог, видимо, забыть, чего пришлось нанюхаться при выпаривании селитры.
Князь подошёл к плану крепости, начал объяснять:
– Ворот в городе трое, и все крепкие, не подобраться – башни высокие, лучники на часах. Вал с частоколом, рвы – по всему периметру.
– Как? – подивился незнакомому слову чернобородый мужик, голова ополченцев из большого села.
– В смысле вокруг всего города, – пояснил князь.
– Что ж выходит, не взять нам Добриш? – нахмурился голова, оставшийся без жены и двух дочек – всех увели в плен монголы. – Ты прямо говори. Мне всё равно теперь жизни нет – хоть в ров башкой кидайся…
– Слышь, смерд, князя не перебивай, – сердито заметил Хорь и поморщился – плечо ещё болело.
– По этому фасу… то есть по северной стороне, рва нет. А вал вдвое ниже, – показал на плане Ярилов.
– Верно, – подал голос посланник от городских, – там же болото непроходимое. Раньше вообще стены не было, а ров взялись копать да бросили – плывёт земля, грязь одна.
– Вот именно, – согласился Дмитрий, – и отсюда пойдут сараши. Так, Хозяин?
Волхв важно кивнул, одобряя.
– Как они пойдут-то? Трясина, говорю, – возразил добришевец.
Хорь повысил голос:
– Хватит трепаться. Слушай да запоминай, умник.
Недовольный горожанин откинулся, прячась в тени и продолжая бормотать:
– Умник не умник, а по трясине не пройти. Корова там давеча утопла, так всем миром тащили – не спасли. Можно подумать, эти болотники прямо по воде ходют.
– Сараши начнут, отвлекут на себя внимание. Теперь о западных воротах, – продолжил князь, – здесь я буду сам, со всем ополчением.
Чернобородый крякнул. Глянул на сердитого бродника, но всё же не удержался:
– Не пойму тебя, князь. Сам же говорил – башни крепкие, лучники меткие. Ляжем все без чести и толку…
– Ты ж головой в ров собирался? – ядовито заметил Хорь. – Вот таких, как ты, накидаем, да по вашим спинам и пойдём, ха-ха-ха! Аники-воины, тьфу.
Бродник весь извёлся – не мог смириться с мыслью, что придётся сражаться в одном строю рядом с лапотниками, которые только в навозе и смыслят. Даже сараши теперь казались ему поголовно богатырями – всё-таки охотники, с оружием знакомы. Да делать нечего – других бойцов взять неоткуда.
Но главное, что мучило – чувство вины перед побратимом-тамплиером и мальчишкой-библиотекарем. У бродников древний закон: «Сам погибай, а товарища выручай». Тут и не погиб, и не выручил…
Голова ополчения обиженно засопел:
– Сам-то, видать, сильно умелый. Рожа разбойничья. Гораздый с кистенем по оврагам купцов гонять да девок по сеновалам побеждать.
– Чево-о-о?!
Дмитрий пресёк споры жёстко:
– Оба языки прикусите, завтра вместе на смерть. Нет тут ни бродника, ни лапотника, ни сараша, но – русичи. А про башню не беспокойтесь. Помогут нам.
– Кто поможет-то? – недоверчиво спросил чернобородый, всё ещё обиженно сопя.
– Кто-кто. Зверь сказочный, Змей Горыныч, – усмехнулся Дмитрий.
* * *
В полночь Батмунха растолкал десятник, велел идти на северную стену. Место, конечно, спокойное: с той стороны сплошная топь, никто не подберётся. Да всё равно – служба.
Монгол захватил с собой шубу из овчины – ночи здесь холодные, а на северной стороне ещё и от болота промозглой сыростью тянет. Добрёл до земляного вала, на котором были набит частокол – заострённые брёвна в полтора человеческих роста. Вдоль него – дощатый помост, приподнятый над землёй на столбах, для обхода часовыми и для лучников, коли враг сунется.
Только не сунется никто. И эта земля покорилась Чингисхану.
Сколько народов уже легло под монгольскую власть, и не упомнишь: кидани и каракитаи, тайджиуты и кыпчаки, хорезмийцы и аланы… Теперь вот – русичи.
Батмунх семь лет в походе. Позади горы и пустыни, бесчисленные и безымянные реки. А глаза закроешь – вот она, зелёная долина Керулена, и белый верблюжонок с глазами восхитительной красоты берёт кусок сухой лепёшки с ладони. Губами мягкими, как мама.
Звёзды здесь другие. Мутные, безвидные. Небо – словно пыльная кошма. А над родной степью – синева, будто перевёрнутый гигантский котёл из безупречного сапфира.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
