Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 125
– Я водителем лучше стану! – перебил её Никита, оживляясь.
– Водителем кого? – не поняла Инка.
– Кого… Ну не собак же! – пожала плечами Вета-мама.
– А ты какую машину больше любишь? – строго спросил Никита Инку. – МАЗ? Или КамАЗ?
– …Чего-о-о? – скривилась Инка. – Я? Люблю?! КамАЗ?.. Нет, я люблю – не его. Я люблю другого… Слушай, когда у ребёнка дневной сон? – спросила она Вету-маму. – Он у тебя спит когда-нибудь? Или бодрствует круглосуточно? Надо бы мне с тобой без… зрителей про свои бабские дела потолковать.
Инка решительно встала и открыла свой чемодан. А Вета-мама глянула на часы:
– Ему… в кровать через полтора часа. Он режимный. Сейчас ни за что не уснёт. По нему время проверять можно, – и добавила невпопад. – Он у нас уже читает!
– А отправить его, уже читающего, куда-нибудь в гости на эти полтора часа ты никак не можешь?
– …Слушай-ка, дружок! – нерешительно сказала Вета-мама. – Давай, я тебя к тёте Марусе отведу!.. Или неудобно? – тут же засомневалась она.
– Чего – неудобно?! – рассердилась Инка. – Чего – неудобно? – и топнула огромной ногой. – Веди, да и всё!
Вета-мама стала одевать Никиту. А Инка стояла около чемодана и ждала, держа в руках большую фотографию.
– На улице уже около сорока… – вздыхала Вета-мама, засовывая его ноги в валенки.
Никита тем временем всё пытался разглядеть, кто там – на такой большой карточке. И Вета-мама сказала:
– Ну, что ты крутишься?
И тогда Никита спросил у Инки, чтобы больше не крутиться:
– Там у тебя – Станиславский?
А Инка ответила:
– Хуже!
Она погрустила и добавила:
– Что примечательно – гораздо хуже.
– А-а-а… – понимающе протянул Никита. Потом пожалел Инку: – Ты не горюй никогда. И причешись. Ладно?
Вета-мама, накинув шаль, бегом провела Никиту через двор, втащила на крыльцо, обмела голым веником его валенки.
У тёти Маруси в доме просторно. И все полы застелены чистыми пупырчатыми половиками – в красную полоску, в жёлтую и зелёную. По полоскам можно ходить как по весёлым шпалам.
– …Ладно, ладно, умниса моя, красависа, – сказала тётя Маруся Вете-маме. – Нетрог у нас посидит. Нищего, ступай.
И Вета-мама ушла. А тётя Маруся нахмурилась, сгорбилась и сердито поправила половик, который Никита наморщил валенками.
– Подымай ноги-то! Слон, – прикрикнула она на Никиту. – Привадишь вас, так и будете дитю свою водить. Нашла няньку дармовую, умниса какая!..
И ушла на кухню.
Никита хотел заплакать и убежать домой. Но только вздохнул. Делать было нечего. В доме стояла под высоким белым потолком глухая пустая тишина.
Никита несмело пошёл вслед за тётей Марусей. Он немного посмотрел с порога, как старуха развязывает серый мешочек и высыпает на стол маковые сухие головки, как вываливает тесто из глиняной квашни прямо на широкую доску, в муку – и как тесто переминается, ужимается и пищит под её жёсткими руками.
Потом тётя Маруся оглянулась и спросила:
– Ты играть пришёл? Или под ногами путаться? Ступай в горнису! …На, вот тебе, погремушещку. Светощек красненький рос, мак, а теперь вот игрушка тебе. С семенами. Ступай… Отираются тут, разъязвило бы вас.
Никита побежал в большую комнату и посидел на диване, поглядывая на зашторённую боковую дверь и потряхивая изредка над ухом шумящей маковой головкой на сухой ножке. За шторой в петухах была каморка парализованного деда. Никита осторожно подошёл к дверному проёму и потрогал клювы петухов пальцем. Потом потихоньку отодвинул штору.
Дед полусидел на кровати, прислонённый к стене, и в тёмной каморке нехорошо пахло. Он увидел Никиту, синие руки его страшно заходили ходуном.
– Э-э-э! – замычал дед. Лицо его покривилось.
Никита тут же хотел убежать, но понял, что это дед обрадовался ему, и старался улыбнуться Никите, и звал его. Никита медленно подошёл к старику. Дед, пытаясь унять крупную дрожь, долго тянул руку к голове Никиты и наконец коснулся макушки. Потом Никита смотрел, как он всё пытался и никак не мог уложить трясущуюся руку опять на колени…
– Не можешь гвозди забивать? – осипшим от робости голосом спросил Никита, сочувствуя.
– Нь-э-э-э!.. – радостно затянул дед.
Никита перевёл дух и молчал.
Дед что-то неразборчиво промычал, и Никита ничего не понял.
– Не научился ещё говорить? – громко и старательно выговорил Никита. – Не умеешь?
– Мь-э-э-э-ю!
Вслушавшись, Никита согласился:
– Получается уже! – и снова хотел убежать.
– Нь-э ди-и…
И Никита понял: «не уходи».
– Пахнет тут, – сказал Никита, наморщив нос.
Дед дребезжаще замычал, соглашаясь. А Никита подумал, о чём бы ещё ему сказать.
– …Видишь? – показал он деду маковую коробочку. – Это цветочек такой был. Мак.
– Мы-ы-ак, – выговорил дед.
– Если тебе тётя Маруся чай из коробочек сделает, ты его не пей. А то спать всё время будешь… Есть тебе уже некогда будет, и ты – умрёшь. Ты его – не пей! – объяснил Никита.
Дед молчал, неподвижно глядя на Никиту.
– …Ы-ы-ы-ы? – затрясся он, глаза его заходили, задрожали в глубоких глазницах.
– Я сам слышал, – сказал Никита и строго прибавил: – Смотри! Не забудь!
Тётя Маруся заходила в горнице.
– Ты где, пакостник?.. У деда, что ль?.. Дед, ау! Я за хлебом чёрным пошла.
Никита заложил руки за спину.
– Жизнь – что такое, знаешь? – спросил он, хмуря брови.
Дед молчал.
Никита важно ткнул себя в грудь пальцем:
– Я.
Потом подумал – и добавил:
– И ты немножко.
Он пошумел около своего уха маковой коробочкой:
– Хочешь послушать?
– Нь-э-э-э! – громко и тяжело замычал дед, и трясущаяся голова его совсем ушла в плечи: – К-к-ки-инь!
– Выбросить? – удивился Никита.
– Д-д-а-а!..
Никита огляделся и спросил:
– Куда?
– Д! Д! Д-а-а-алё-ко! – выговорил дед. На лбу его проступили капли пота.
Никита задумался.
– В уборную? – спросил он.
– Д! Д! Д-а-а…
– Там, на столе, у вас – много! Мешок. Вот такой.
– К-к-кинь! – дед задышал со свистом и хрипом. – К-к-к-кинь!..
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 125
