– Расскажи, – попросил Форан.
– Руфорт сказал, что ему нравится быть твоим охранником, что это гораздо лучше, чем быть Воробышком. Иелиан ответил, что ему тоже нравится. Быть Воробышком лучше, чем клерком у его дяди. Это встревожило Руфорта, но он не показал Иелиану своего беспокойства.
Форан знал, кто такой дядя Иелиана, но и Руфорт это знал. Он не видел ничего тревожного в рассказе Лера.
– Он сказал, почему ему больше нравится быть Воробышком?
– Сказал, что платят больше.
– Я считал, что мы всех таких отыскали, – в отчаянии промолвил Форан.
– Каких?
– Единственные Воробышки, которым мастера платили, это те, кто убивал по их приказу или пугал людей. Большинство из них были старшими по возрасту: Тоарсен и Кисел всех их знали. Иелиан молод, он из набора этого года. Мы не думали, что кто-то из молодых выполнял такую работу.
Киселу и Тоарсену приходилось запугивать. «Обдирать костяшки» – так это называл Кисел. Но убийства – особенно убийства, которые практиковали мастера Пути, – это совсем другая категория.
Больше он не может доверять Иелиану.
– Все в порядке, Лер. Спасибо, что сказал. Я дам знать Тоарсену и Киселу.
– Мне он нравится, – сказал Лер. – Немногие решаются противоречить маме.
– Мне он тоже нравится, – согласился Форан. – Я поговорю с ним, прежде чем решать, что делать. Спасибо.
Пока они говорили, спустилась ночь. Форан повернулся, чтобы идти в библиотеку, и увидел Память.
– А, – сказал он. – Я не понимал, как уже поздно.
Лер смотрел на Память, но не закричал, не убежал – вообще ничего не сделал. Форан вспомнил первые посещения Памяти. Хотел бы он хотя бы вполовину быть так спокоен. Гура завыла, но не отступила.
Форан закатал рукав левой руки: правая болела весь день, а ведь этой рукой он держит меч. Он не помнил, чтобы боль держалась так долго, когда Память кормилась раньше, но, может, просто забыл.
Но когда холодный рот прижался к нанесенной им ране, стало гораздо хуже. Ледяной холод был настойчивее, боль сильнее, чем прошлым вечером. Он бы помнил, если бы вчера было так же плохо.
Форан обнаружил, что сидит на земле, прижимаясь к Леру.
– Взяв твою кровь, я должна тебе один ответ, – сказала Память голосом, сухим, как шуршание старой листвы. – Выбери вопрос.
– Форан. – Это произнес Лер, произнес тихо и напряженно, как во время охоты, когда дичь близко. – Посмотри между теми двумя домами на площади. Видишь их?
Испытывая головокружение, Форан посмотрел туда, куда показывал Лер. Он едва замечал, что у ног Лера рычит собака.
– Вчера Хиннум предупредил нас не оставаться на ночь, – говорил Лер. – Я совсем забыл. Наверно, папа и мама тоже… Хиннум сказал, что улицы принадлежат мертвым.
«Оно совсем как человек», – подумал Форан. Того же роста и формы, но какой-то примитивный инстинкт подсказывал: то, что смотрело на них с расстояния в двадцать ярдов, давно перестало быть человеком.
– Как нам спастись от них? – спросил Форан, глядя на мертвеца, который преследует его уже полгода, но никогда не внушал такой страх, как эта тварь… нет, зрение не подвело Лера, здесь их много, этих тварей.
– Иди внутрь, – ответила Память шепотом. – Они идут, а у меня нет власти над мертвыми. Они потребуют дар или ваши жизни.
– Какой дар? – спросил Форан. Но Память, очевидно, дала ответ, потому что больше ничего не сказала.
Все еще прижимая руку и чуть пошатываясь, Форан встал.
– Надеюсь, твоя мать что-нибудь знает и о мертвых, – сказал он.
– Я знаю хищников, – ответил Лер. – Не поворачивайся, пока не дойдем до двери. Не отводи от них глаз – и не торопись.
Медленно пятясь, они миновали несколько футов до двери библиотеки. Лер открыл дверь, и Форан бросил последний взгляд на собирающихся тварей, сливающихся с тенями на улицах Колосса. Потом он оказался внутри, и деревянная дверь отделила его от тех, кто его преследовал.
Впервые Форан почувствовал, что рад оказаться в библиотеке. Мягкие огни ненавязчиво мигали из-за стенной и потолочной резьбы, создавая ощущение защиты от темноты.
Сэра не слышала, как открывалась и закрывалась дверь, но заметила, как напрягся и посмотрел на лестницу Джес.
– Лер, Форан и Гура, – сказал он. – От них пахнет страхом и кровью.
Его голос прозвучал достаточно громко, чтобы Хиннум и Хенна прервали спор – спор, настолько насыщенный гневом и чувством вины, что Джес вынужден был отойти от Хенны и встать в стороне, рядом с другими.
Форан поднимался по лестнице, прижимая руку, словно она болела. Вслед за ним шли Лер и Гура. Шерсть у собаки стояла дыбом, и она непрерывно оглядывалась.
– Уже ночь, – сказал Форан. – По улицам бродят мертвецы. И надеюсь, это не так плохо, как выглядит.
– Магия не имеет власти над мертвыми, – сказала Хенна. Она говорила быстро, но в голосе ее не было паники. – Хиннум, они могут войти сюда?
– Раньше они меня не тревожили, – ответил Хиннум. – Но за вами они придут. Дверь могла бы их задержать, но они уже почуяли кровь, Хенна. Сэра, ты понимаешь, что я имел в виду, называя их созданиями духа.
Да, она понимала. Трудно подействовать, но, если Черный сумел привязать свою магию к духу, что-нибудь можно сделать. Если только их не слишком много.
– Конечно, – сказала Хенна. Голос ее звучал взволнованно. – Простите. Я забыла. Как на горе Имен. Трудно помнить все. Джес, отойди от лестницы.
– У меня есть средства, которые не пускают их в библиотеку, – сказал Хиннум. – Но после ухода Виллона я ни разу не пускал их в ход. Мне не нужно было защищать себя: мертвым нужны кровь и плоть, а я в моей нынешней форме ничем их не привлекаю.
– А что случится, если они найдут нас? – спросил Иелиан. Он встал и высвободил меч. Сталь действует против некоторых существ магической природы, но на мертвых она не подействует.
– Нехорошо мертвым трогать живых, – сказала Сэра. Этим ее знания и ограничивались. Ее старый учитель больше интересовался туманниками, водяными демонами и тому подобными существами.
– Я почти ничего не помню о мертвых, – сказала Хенна.
– Они убили всех колдунов, которые остались со мной после смерти, – сказал Хиннум. – Бегство не поможет, магия тоже. Мне потребовалось много времени, чтобы научиться защищать своих учеников, и теперь учить вас слишком долго. У нас минуты, а не дни, перед тем как не выдержат двери.
– Память сказала, что они потребуют платы за нашу жизнь, – подсказал Форан. – Но что это нам дает?
– Сэра. – Подчеркнуто спокойный голос Таера прорезал напряженную атмосферу. – Я оставил лютню в лагере, в своей сумке. Можете ли ты или Хенна как-то достать ее?
