Внезапно Дорис поняла, что с тех пор, как ее дочь вернулась, многое изменилось. Бывает, деревья, тянущиеся к солнцу, постепенно сближаются и в конце концов начинают срастаться. Они стали свободнее чувствовать себя в присутствии друг друга и даже в минуты уныния или хандры старались не замыкаться. А еще Мэри Кэтрин расцвела, превратилась не только в настоящую мать, но и в женщину. Впрочем, последнее – заслуга Чарли.
Шаркая подошвами, Дорис ковыляла по коридору, тяжело опираясь на стену и думая с искренним сожалением: «Господи, прости меня. Знаю, я была чрезвычайно строга с ними. Да, они были так молоды, но ведь и мы с Тедом… были всего несколькими годами старше, когда решили пожениться. Мне следовало понять их, следовало…»
Внезапная тишина остановила Дорис. Телефон умолк. Проклятие, мысленно выругалась она – никто из ее детей не подозревал, что она бранится довольно часто, но вслух – никогда. А если действительно звонили Ноэль?
Кстати, где же она? Сказала, что уходит на несколько минут, а пропала не меньше чем на пару часов. Солнечный свет лился через фрамугу над парадной дверью, проскальзывал между балясинами лестницы, ложился на ступеньки. В кухне играло радио, настроенное на местную станцию, – передавали песню времен молодости Дорис. Ей вспомнилось, как они с мужем поженились и Тед удивил ее свадебным подарком – романтическим уик-эндом в Нью-Йорке. Они остановились в отеле «Уолдорф», где танцевали вальс под оркестр Эдди Дакина. Дорис перевела взгляд на снимок, сделанный много лет спустя, в день их серебряной свадьбы. Оба они казались крепкими, несмотря на седину, и только в глазах Теда отражалась печаль – вскоре после этого у него обнаружили эмфизему. В тот день они даже не вспомнили о давнем чудесном вечере с танцами и шампанским.
В памяти всплыла стихотворная строка: «Не дай любви засохнуть, как плодам, оставленным на ветках». Будь Дорис поклонницей таких напыщенных фраз, она велела бы дочерям последовать этому совету. Триш угораздило влюбиться в самонадеянного и эгоистичного болвана и обручиться с ним, однако он так же собирался жениться на ней, как купить станцию, где заправлял машину. А Мэри Кэтрин… Боже милостивый, что она могла сказать своей старшей дочери? «Я ошибалась насчет Чарли. Он хороший человек».
Когда телефон вновь зазвонил, Дорис вздрогнула, выбросила вперед руку и схватила трубку.
– Алло! – дрожащим слабым голосом произнесла она; трубка казалась ей громоздкой и неудобной.
– Миссис Куинн? Слава Богу! А я уже было отчаялась. – В высоком девичьем голосе в трубке сквозило явное облегчение. – Я вас не разбудила?
– Я просто прилегла отдохнуть. Глаза устали, – торопливо объяснила Дорис. – А кто это говорит?
– Бронуин. Бронуин Джефферс. – Как будто в округе Шохари было несколько девушек с таким странным именем!
Дорис досадливо поморщилась: ее вытащили из постели из-за пустяков.
– Если ты разыскиваешь Ноэль, сейчас ее нет дома.
– А вы не знаете, когда она вернется?
– Должно быть, теперь уже с минуты на минуту. Она ушла к соседке. Если хочешь, перезвони через несколько минут.
Девушка медлила с ответом.
– Простите за беспокойство, миссис Куинн, но не могли бы вы позвать ее? Я не стала бы просить, если бы не… словом, это очень важно.
Что значит «очень важно»? Эта шестнадцатилетняя девчонка способна вытащить старуху из постели из-за любого пустяка, такого, как ссора с приятелем. Раздражение Дорис нарастало.
– Я же говорю: она скоро вернется. Или у тебя срочное дело?
– Чрезвычайно срочное. – В голосе девушки послышалась паника.
Дорис выпрямилась.
– Может, сначала объяснишь мне, что стряслось?
– Это вопрос жизни и смерти. Пожалуйста, позовите Ноэль, миссис Куинн! – взмолилась Бронуин.
Дорис представила себе сводную сестру Ноэль: тощая, длинноногая и длинноволосая девчонка. Дочь Чарли, его точная копия. Нет, вряд ли она стала бы беспокоить ее из-за пустяков. Дорис поднесла к груди трясущуюся руку.
– Не вешай трубку, – сказала она. – Сейчас я приведу Ноэль.
С торопливо бьющимся сердцем Дорис положила трубку на стол и схватилась за перила. Она уже заканчивала спускаться по лестнице, когда ступени вдруг заскользили под ее ногами, как камушки по крутому склону. Она вскрикнула – скорее от удивления, чем от испуга, проехалась до подножия лестницы на спине и с ужасающим стуком ударилась об пол. Раздался глухой треск, будто хрустнула кость. Ее пронзила острая боль. Она слабо вскрикнула, не в силах стерпеть муку. Все вокруг затянул туман, в ушах тоненько зазвенело, как ночью из телевизора, когда телеканалы прекращают передачи. Дорис потеряла сознание.
Едва войдя в дом, Ноэль ощутила какую-то перемену. В доме было тихо, подозрительно тихо. Казалось, даже воздух застоялся и теперь, с ее появлением, в нем образовались вихри, подхватившие пылинки.
– Бабушка! – позвала она, ставя на кухонный стол бумажный пакет, наполненный свежесобранными цуккини.
Ей никто не ответил. Тихо мурлыкало радио.
«Ты сходишь с ума», – одернула она себя. С тех пор как она ушла к соседке, прошло от силы полчаса. Что могло случиться за такой короткий срок? Напрасно она согласилась выпить кофе с кексом у миссис Инклпо. Но отказаться было неудобно: приветливая хозяйка так набила ее пакет цуккини, что их должно было хватить на месяц.
Ноэль мельком задумалась, помнит ли ее бабушка тот рецепт хлеба с добавлением цуккини. Надо бы испечь лишнюю булку – для Хэнка. Он оценит ее старания. С другой стороны, зачем напоминать ему о кексах и запеканках, которые носили ему одинокие женщины чуть ли не всего города…
От резкого и странного звука Ноэль похолодела.
– Бабушка! – снова позвала она. А если это не бабушка? Что, если в доме ее поджидает Роберт?
Звук повторился, и Ноэль поняла, что слышит стон. Охваченная ужасом, Ноэль бросилась в коридор. Она уже сворачивала за угол, когда заметила внизу, у лестницы, бабушку, свернувшуюся нелепым комочком, как брошенный халат.
Ноэль упала на колени, внезапно ставшие бескостными. Бабушка была без сознания, ее лицо приобрело восковой сероватый оттенок, но веки дрожали. Жива! Ноэль окатила волна облегчения.
– Бабушка, не шевелись! Сейчас я позвоню Хэнку. – Собственный ободряющий голос удивил ее. Она так дрожала, что едва сумела встать и боялась, что по лестнице ей не подняться.
Но оказалось, что у нее есть в запасе силы. Дойдя до телефона, она обнаружила, что трубка лежит рядом, на столе. Наверное, бабушка пыталась дозвониться до Полли Инклпо, а потом забыла положить трубку на рычаг – в последнее время она все забывала. Ноэль торопливо перелистала записную книжку и набрала номер Хэнка.
Его медсестра Диана Блейлок немедля позвала Хэнка к телефону. Как только Ноэль объяснила, в чем дело – не переставая удивляться своему ровному тону, который резко контрастировал с гулким стуком сердца, – Хэнк сразу же перехватил инициативу.
