Их губы слились в нежном, но пылком поцелуе, и Кэт показалось, что она сейчас растает в объятиях Маркуса. Все было так прекрасно, так потрясающе правильно, что ее сердце пело.
Внезапно девушка отодвинулась и воскликнула:
– Но ведь если мы поженимся, Дики Каддихорн не сможет претендовать на опекунство!
– Уверяю тебя, что из тюремной камеры ему будет очень трудно добраться не то что до тебя и твоего брага, а вообще до кого бы то ни было.
– Он действительно получит по заслугам, ты в этом уверен?
– О, могу поспорить на что угодно, милая.
Кэт закусила губу.
– Как ты думаешь, Джаред сможет с нами поехать?
Покрывая ее подбородок легкими поцелуями, он пробормотал:
– Куда?
– На Пиренейский полуостров.
Маркус распрямился.
– Я не собираюсь возвращаться в армию, Кэт, и намерен передать офицерский патент своему другу Люку Хейзу.
– Но война, все твои усилия…
– Семи лет вполне достаточно, Кэт. Я больше не могу бороться с предателями. Я устал от обманов и лжи. Я исполнил свой воинский долг, и никто не сможет меня упрекнуть в нерадивом отношении. – Наклонившись, он поцеловал ее волосы. – Мне надоело постоянно куда-то убегать. Я хочу жить дома.
– Но ты всегда ненавидел Андерсен-холл…
– Дом – это не четыре стены. Дом – здесь. – Он положил руку на грудь Кэтрин, туда, где билось ее сердце. – Вот мой дом. Мой и твой. – Маркус посмотрел в ее глаза, светившиеся безграничной любовью. – Отец однажды сказал мне, что когда-нибудь я пойму, как много значит семья. И он был прав. Твои чувства к Джареду, детям, твоим друзьям… они прекрасны, и я тоже хочу… войти в твою семью. И остаться здесь, с тобой.
На глаза Кэт навернулись слезы, и в горле возник горький ком.
– Я люблю тебя, Маркус, и я так рада, что ты мой.
– Поверь, меня это радует куда больше, – пробормотал он. – А как насчет еще одного поцелуя?
– Только одного?
Они начали быстро снимать друг с друга одежду. «Это женщина, которую я люблю», – восхищенно подумал Маркус, лаская ее нежные груди.
– Ты создана для меня, – проговорил он, покрывая поцелуями ее шею и ощущая нежный аромат апельсина, перемешанный с запахом страсти. – Бог сотворил тебя мне на радость.
– А тебя – на радость мне, – выдохнула она и раздвинула ноги, приглашая его в себя. – Пожалуйста, возьми меня, Маркус. Я хочу, чтобы ты вошел в меня.
Никаких других слов больше не понадобилось. Вонзившись вглубь ее плотного горячего лона, он едва не задохнулся от исступленного восторга.
– Такое влажное, – простонал он, – такое теплое и только для меня.
Лаская плечи Маркуса, Кэтрин прижимала его к себе все крепче, стараясь передать ему всю свою любовь.
– Так чудесно ощущать тебя, Маркус. Ничто… ничто не сравнится…
Маркус медленно отстранился.
– Даже лазание по крышам? – поддразнил он девушку. Ее соблазнительные губы сложились в лукавую улыбку.
– Это очень похоже… И все же… куда лучше.
Он сделал новый рывок и еще глубже вошел в ее лоно.
– Лучше, говоришь?
Она едва не задохнулась, и ее глаза расширились.
– Боже Всемогущий!
Вновь отстранившись, он прошептал:
– Повторим?
– Маркус! – Это были и приказ, и мольба, и просьба о пощаде.
Улыбаясь, он вновь и вновь входил в нее, с наслаждением впиваясь в ее губы. Ни одна женщина не казалась ему такой желанной, как Кэт. Она была предназначена именно для него.
Кэт обхватила его лицо ладонями и, застонав, с такой страстью прижалась к его губам, что его дыхание прервалось. Ее лоно напряглось, дыхание участилось, тело выгнулось дугой. Ритм его движений все ускорялся и ускорялся, и вот Маркус, возблагодарив небеса, устремился в полет – вместе с женщиной, которую любил.
Эпилог
– Ты уже готова, моя очаровательная вот уже пятьдесят восемь часов жена? – спросил Маркус.
По лицу Кэтрин скользнула улыбка:
– Все еще подсчитываешь?
– Да, – серьезно кивнул Маркус. – Я пересчитываю эти часы, словно хорошо вложенные деньги.
– Надеюсь, ты не собираешься их растратить…
– Никогда! Я слишком высоко их ценю. И кроме того… – он поцеловал ее затянутую в белую перчатку руку, – источник заимствований недосягаем.
Кэтрин была тронута тем, как он старается отвлечь ее от мыслей о толпе, ожидавшей их внизу, новее голове по-прежнему царил беспорядок, а рот пересох.
– Может, мне стоит выпить еще лимонада?
– Знай, что ты прелестно выглядишь, – не ответив на вопрос Кэтрин, продолжил Маркус и погладил ее по щеке. – И бледно-лиловое платье чудесно подходит к твоим сияющим глазам. Ты будешь королевой бала.
Кэтрин провела рукой по платью из легчайшей шелковой ткани, которое стоило так дорого, что леди Хантингтон даже отказалась сообщить, сколько именно.
– Я тебе нравлюсь? Платье, кажется… сидит неплохо, – девушка в сотый раз оправила на груди прозрачную кисею.
– Должен признаться: когда я в первый раз увидел тебя в этом наряде, то сильно огорчился при мысли о том, сколько мужчин смогут наслаждаться этим зрелищем. Впрочем, благодаря леди Хангтингтон мне удалось посмотреть на эту проблему и с другой стороны.
– С какой же?
– Каждый мужчина в Лондоне поймет, как я счастлив.
Его губы дрогнули в лукавой улыбке, которую Кэт так любила, и девушка немного расслабилась.
Из-за закрытой двери раздались звуки менуэта, и ее сердце лихорадочно застучало. Одно дело – отбросить все свои страхи, другое – нервничать по поводу того, что ты впервые выезжаешь в свет после десятилетнего затворничества в приюте.
– Как тебе кажется, ты получишь новую форму?
– Неужели тебе не нравится мой наряд? – Маркус указал на свой костюм.
– Нет, ты, конечно, очень элегантен, слов нет. – Ее муж и вправду выглядел прекрасно: накрахмаленная белоснежная рубашка, голубой жилет, черные панталоны и блестящие черные башмаки. Прекрасно скроенный черный сюртук подчеркивал широкие плечи и стройную талию Маркуса, и Кэт невольно им залюбовалась. Скорее бы он снова оказался с ней наедине и без одежды, со вздохом подумала она. – Просто ты мне очень нравишься в форме: у тебя такой внушительный вид.
– Командование не хочет афишировать мою связь с Министерством иностранных дел. Лазутчикам Наполеона незачем знать, что я иду по их следу. Кроме того, сегодня твой вечер, а не мой. – Он предложил ей свою руку. – Идем?
