— Опять народная медицина борется с официальной? — весёлым голосом произносит молодой мужчина в ослепительно белом накрахмаленном халате, чисто выбритый и благоухающий дорогим одеколоном. У Евгения Леонидовича халат голубой, а у этого… Но она вовсе не собирается вникать, что у них и как! — Чем недовольна жена нашего больного? Кстати, я отношусь к тем врачам, которые считают, что присутствие родственников в реанимационном отделении — нонсенс!
Евгения упрямо закусывает губу: она не даст так бесцеремонно на себя наезжать! Если надо, и до главного врача дойдёт!
— Гм-м… — покашливает врач на её настороженное молчание — ждал, что она станет просить прощения? — Что вас беспокоит?
— Его неподвижность! Со вчерашнего дня он не пошевелился!
Теперь она вспоминает, что вчера, ближе к полуночи, этот врач заглядывал в палату. Но только для того, чтобы спросить:
— Жалобы есть?
Он проверяет пульс Аристова, и в глазах его мелькает беспокойство.
— Ирочка! — тревожно бросает он проскользнувшей в дверь медсестре. — Позвони Зинаиде Емельяновне — она сегодня как раз дежурит. Пусть срочно подойдёт! А ты принеси…
Он вполголоса перечисляет названия лекарств, которые в ушах Евгении отзываются бубнящей абракадаброй. Но одно она понимает: неподвижность Толяна вовсе не так естественна, как пыталась убедить её медсестра.
Через несколько минут к двум, уже знакомым ей медикам, присоединяется третья — величественная женщина со строгим неулыбчивым лицом.
— Это ещё что за посторонние? — спрашивает она.
Евгения покорно выходит и без сил опускается на низенькую, обитую коричневым дерматином, кушетку. Она сидит так пять минут или полчаса, не ощущает, и приходит в себя от того, что строгая врачиха трогает её за руку. В руках её маленький кожаный чемоданчик, которого поначалу Евгения не заметила.
— Говорят, ты бузила? Врачу указывала? Молодец! Вовремя подняла тревогу.
И уходит. Евгению не удивляет её "ты" — Зинаида Емельяновна похоже, ровесница её матери.
На второй день Аристов приходит в себя. Пробуждение его сознания она чуть не прозевала. Сидела как обычно рядом и держала в руке его потеплевшую наконец руку. Евгения прижимает её к своей щеке и вдруг чувствует, как пальцы Толяна, неловко скользнув, гладят её. Очнулся! Наконец-то!
— С возвращением! — улыбается она.
— Ты пришла, — говорит он.
— Пришла! — хмыкает Евгения. — Я здесь уже двое суток!
"Только на два часа домой бегала!" — добавляет она про себя.
— И спала возле меня? Когда я лежу на спине, я храплю. Я мешал тебе спать!
— Боже, о чём ты думаешь: храпел! Да ты едва дышал!
— Жень, позови санитарку!
— Я всё сделаю сама.
— Ещё чего! И побыстрее! Я двое суток терпел!
Она бегом выскакивает из палаты, находит санитарку и просит:
— Пожалуйста, зайдите во вторую палату…
И суёт ей в кармашек халата пятёрку.
— Это что же, муж жену стесняется? — удивляется женщина.
— Мы недавно женаты. Он ещё не привык.
— А-а-а, тогда понятно, — кивает санитарка и через некоторое время выходит с уткой. — Пришёл в себя, слава Богу. А это ничего, обвыкнется!
— Аристов! — сердится Евгения, заходя в палату. — Я от предложенной Кузнецовым сиделки отказалась. И должна во всём её заменять, понимаешь?
— Понимаю, — кивает он. — Вот когда мы проживём с тобой вместе тридцать лет, тогда, так и быть, разрешу тебе подносить мне утку… А пока попить дай, что-то у меня крышу ветром срывает!
Он отпивает несколько глотков и закрывает глаза.
— А нельзя, чтобы эту гадость с моей руки убрали? — спрашивает он про капельницу.
— Я могла бы спросить у Евгения Леонидовича, — смущается она, — но, честно говоря, после вчерашнего я боюсь к нему подходить. Ещё выгонят меня из реанимации. Здесь они очень неохотно родственников держат. Ты потерпи пока, давай уж обхода дождёмся.
— Давай, — вздыхает он. — Какая всё-таки буря поднималась вчера в нашем тихом омуте?
— Не то кололи, — бурчит она.
— А и правда! — бледно улыбается он. — Пусть боятся!
— Зато теперь, — не сдаётся она, — меня весь остальной медперсонал любит. Я на их местных звёзд наехала. Медсестра — дочь ректора медицинского института, а врач — его будущий зять.
Аристов некоторое время молчит, а потом осторожно шевелит рукой, к которой тянется прозрачный шланг капельницы.
— Такое впечатление, что эта штука лишает меня индивидуальности. Этим раствором растворяют мою особую кровь и тем самым доводят её концентрацию и состав до уровня среднего серийного больного…
— Кто тут серийный? — бодро вопрошает входя, лечащий врач, Евгений Леонидович. — Как говорится, шел мимо и зашел. Вас не устраивает наша традиционная капельница? Зато физраствор в ней особый — только для сильных духом мужчин!
Он подмигивает невольно улыбнувшейся Евгении и склоняется над Толяном.
— Похоже, наш больной ожил?
— Ожить-то ожил, да как бы не полностью. Ноги от колена и ниже я почему-то не чувствую.
Доктор откидывает одеяло.
— Так чувствуете? А так?
Пальцы его пробегают по ногам Толяна.
— Что же вы хотите, сильный удар!.. С позвоночником, друг мой, шутки плохи — такое может выкинуть. Здесь рецепт один — не сдаваться! И терпеть. У нас есть хороший мануальщик, я договорюсь, чтобы он вас тщательно прощупал. Назначим массаж, физиопроцедуры…
Он присаживается на стул у кровати.
— Хотите, я расскажу случай из моей медицинской практики? Лет двадцать назад я работал в небольшой больнице на Камчатке, когда в один из дней поступил к нам больной из отдаленного эвенкийского стойбища. В истории его болезни медсестрой — или шаманом! — было записано: "Пурункул на правой полужопе".
Аристов беззвучно хохочет. Евгения вторит ему, но внутренне она сжалась в комок. Больные любят Евгения Леонидовича, знают его привычки. Если он рассказывает анекдот или случай из медицинской практики, значит, его что-то беспокоит.
— Прошу прощения за неблагозвучное словцо, но, как говорится, из песни слова не выкинешь!
— Я сейчас! — она будто невзначай выскальзывает вслед за доктором.
— Евгений Леонидович, насколько у моего… мужа это серьезно?
— Честно говоря, я не знаю, — говорит он задумчиво. — Здесь многое зависит от его индивидуальности. Были случаи, когда люди оставались в инвалидной коляске на всю жизнь. Но возьмите того Валентина Дикуля. Цирковой артист получил травму позвоночника и приговор врачей: ходить не сможет. А он не только поднялся на ноги, но и стал работать силовым акробатом — легковые машины на себе поднимал!
