— Буддизм запрещает себя отравлять. Но ведь я себя не отравляю, я просто пью. Кому от этого плохо?
— Тогда кампай.
— Кампай.
Спаниель задумчиво потянул носом воздух, перебирая букет винных паров.
— Замечательно, наверное, медитируется после такого напитка, — сказал я.
— Что? — переспросил бонза.
— Вы вообще медитируете? Хоть иногда?
— А-а… Ну, это раньше, давно, когда в семинарии учился… Там положено было.
— Проходили по программе?
— Угу.
— А теперь?
— Теперь я по договорам работаю.
— В каком смысле?
— Заключаю договора с предприятиями. На обслуживание. Как умрет у них кто-нибудь, так мне сразу звонят: Танака-сан, пожалуйста приезжайте, совершите ритуал.
— Часто умирают?
— Постоянно. Знаешь, сколько у меня договоров? Я уже и сам не помню.
— Ну это ладно. Это заработать. Я имею в виду: в духовном смысле. У вас что, не возникает потребности?
— Я ж говорю: у меня договора! Вот, скажем, если отсюда к озеру едешь, то слева будет винокурня. Они там «Цветущую весну» делают.
— Знаю.
— Ну вот. Только за последний месяц — три покойника. Они там нюхают эту свою сивуху, травятся, а мне их потом отпевать.
— Допустим… Но я о другом. Вот вы — духовное лицо. Вы буддист. Даже не просто буддист — вы последователь дзэна. Так или не так?
— Ну?..
— Вы знаете, что такое сатори?
— Спрашиваешь. Еще бы я не знал, что такое сатори.
— Вот мне и интересно. Вам что — никогда не хотелось его достичь?
— Погоди. Откуда ты все знаешь?
— Ну, интересуюсь… Книги читаю…
— Я не понял. У вас в России что — христианство?
— Христианство.
— Значит, ты христианин?
— Да не то чтобы…
— А кто?
— Сам не знаю… Всем понемножку интересуюсь. Вот, особенно дзэном…
— Почему именно дзэном?
Он смотрел на меня из-под длинного козырька своей бейсболки и ждал ответа.
Нужно было что-то отвечать.
И я ответил.
* * *
— Святой отец! — так начал я. — Бодхидхарма, первый патриарх, сказал императору У, что ничего святого нет — но я все-таки обращусь к тебе именно так: святой отец. Не потому, что хочу перечить основателю учения, а потому, что вопрос затронут нешуточный. Наши многочисленные и разношерстные предки за прошедшие века напридумывали столько богов, что разбегаются глаза и смущается ум. Когда меня тычут носом в этот паноптикум и требуют назвать одного — я впадаю в ступор. Да, конечно, есть вера отцов, есть традиции — но когда любишь отчизну исключительно странной лермонтовской любовью, то было бы странно креститься непременно через правое плечо. Настоящий гайдзин всегда обречен на широкий взгляд.
Когда-то разные религии по-разному объясняли происхождение и устройство мира. Можно было сравнивать и спорить. Сегодня, когда римский папа признал правоту Галилея, уже глупо вспоминать слонов и черепах — суть религий давно не в космологии. Но в чем тогда их суть? Что сравнивать?
Иные утверждают, что лучший критерий — религиозная мораль. Выше та вера, которая эффективнее заставляет своих адептов соблюдать заповеди. На эту тему тоже ведутся горячие споры. Чьи боги менее кровожадны? Во имя какой доктрины творилось меньше злодейств? В чьей пастве лучше статистика грехов? Какая религия благодатнее для социума?
Пусть спорят на здоровье. Мне это неинтересно. Я не царь, не вождь и не духовный лидер. Я не должен обеспечивать законопослушание подданных. Мое мнение по данному вопросу мнением социума все равно не станет. Позвольте отщепенцу примерять духовные одежды на себя одного.
И вот я их примеряю — конечно, мысленно, вскользь, невсерьез. На большее у меня — ни времени, ни желания, ни достаточно глубокого интереса. Я так устроен. Мой организм не вырабатывает гормонов вины в том количестве, когда человек стонет под тяжестью грехов, содеянных или мнимых. Гормоны страха не пугают меня картинами адского пламени, да и небесные кущи едва ли соблазнят. Когда я слышу разговоры о спасении — будь то вознесение в рай или переход в нирвану — во мне мало что отзывается. Более того: мне даже скучно внимать рассуждениям о добре и зле. Почему, не знаю. Скучно — и все тут.
Мне интересно другое. Интересно следующее.
Вот человеческая особь. Две руки, две ноги, туловище, голова, в голове мозг, в мозгу нейроны. Несколько десятков лет, чтобы распорядиться этим хозяйством наилучшим образом и достичь чего-то такого, что не дается даром. Прыгнуть выше головы. Увидеть невидимое. Ответить разом на все вопросы. Не из корыстной цели заработать «спасение», вовсе нет. Скорее, из любознательности. Из спортивной тяги к новому. Из страсти к эксперименту. Из тех стремлений, которые я высоко ценю и иногда замечаю в собственной натуре.
Здесь тоже есть варианты. Можно глотать кактусы, а можно глотать мухоморы. Можно вызывать духов, а можно диагностировать карму. Можно медитировать, а можно левитировать. При большом желании можно все это делать одновременно.
Увы, мне скучно и это. Я не смог прочесть ни одной эзотерической книжки. Со второй страницы мне всякий раз становится ясно: авторы говорят не теми словами и не о том. Если бы меня не забросило в Японию, я по сей день воротил бы нос от всего мистического и восточного. Но когда ты ткнут носом непосредственно в восточное, это получается хуже. После сотого увиденного храма ты уже не турист, ты почти неофит — самое время для неторопливого и придирчивого вникания в предмет. На тысячелетнем древе японского буддизма много ветвей, но за несколько лет вполне можно уяснить, что тебе ближе: декламировать Сутру Лотоса или бормотать мантры, восхвалять Амиду или ждать Майтрейю, предаваться сидячей медитации или разгадывать коаны. Что до меня, то сегодня я знаю точно: лишь последнее из перечисленного смогло бы меня серьезно заинтересовать. Из всех буддийских школ лишь одна-единственная побудила меня проштудировать всю посвященную ей литературу, какую только я смог достать. Лишь дзэн-буддизм толка Риндзай я готов сегодня — нет, не принять и практиковать, какое там! — готов всего лишь отвести ему место в некоторых теоретических допущениях.
У меня — законченного агностика и хронического скептика — есть стойкое ощущение того, что дзэнские учителя не врут. Что сатори — отнюдь не выдумка, призванная наловить побольше страждущих душ и выстроить их под знаменами секты. Что это также не жвачка для ленивых скучающих мозгов и не умственная спекуляция для отвлеченных споров. Что сатори — это реальное и вполне достижимое состояние, определенно стоящее значительных усилий и даже жертв.