— А зло часто делают, чтобы потешиться, поиграть, — подхватила бабушка Тоня. — Это у нас сплошь да рядом. Силушку свою пытают. Сила есть — ума не надо.
— А ведь и Вязмитинов… тешился, — вставила Ветка. Ей ужасно хотелось возобновить прерванный разговор.
Антонина Петровна заметно ожила — и откуда только в ней силы взялись — ведь уже на глазах засыпала! Засновала по комнатке, собирая на стол. Вышла в секи, притащила трехлитровую банку соленых огурцов, Петька вытащил перочинный ножик, деловито открыл банку и стал вытаскивать продолговатые пупырчатые огурчики, пахнущие так аппетитно, что у ребят слюнки потекли.
— Сейчас, сейчас… — хлопотала возле стола баба Тоня. — Вот-вот отварная картошка поспеет…
Алеша под столом толкал Веткину ногу, подавая ей знаки, мол, пора и честь знать! Дождь кончился, гроза отгремела, наступил тихий свежий спокойный вечер. Пора по домам!
Ветка вздохнула и поднялась с неохотой.
— Ну… — она шагнула к Антонине Петровне и коснулась ее руки. — Пора нам. Не знаю, как вас благодарить… Пригрелись мы тут у вас. Так хорошо, что прямо уходить не хочется! Спасибо вам, Антонина Петровна! Огромное вам спасибо! — она крепко жала сухую старческую руку, а потом неожиданно склонилась над ней и прижалась к горячей коже щекой. На глаза навернулись слезы.
— Ну, миленькая, что ты! Что ты! Все хорошо. Все у вас хорошо, — бабушка Тоня гладила ее склоненную голову. — Детоньки, вы приходите ко мне! К обеду приходите. Или к ужину — у меня всегда вкусненькое найдется. Мне что — мне ведь скучно одной. Это сейчас, летом, и Лиза у меня, и Петька. Тут, в деревне они в основном со мной, в моем доме живут. А осенью переедут — дочка в город перебирается. Невмоготу ей с окаянным этим… Ох, прости Господи! Вот и останусь одна… А вы приходите.
— Так ведь мы тоже к осени в Москву переедем.
— Понятное дело. Ну, на каникулы! А мне кажется, — прищурилась она, — вы надолго в этих местах осядете… Не отпустят!
— Кто нас… не отпустит? — испугалась вдруг Ветка.
— Да ты не боись! Это по-доброму сказано. Местность вас собрала — она вас назад тянуть будет. Ангел-хранитель вас сюда позовет, он вас отметил — он не оставит…
— Какой… ангел-хранитель? — вся встрепенулась Веточка.
— Да, здешний. Ведь у каждого храма, у каждого старого места есть свой ангел-хранитель. И из тыщи людей он отбирает своих и будто бы отмечает незримой печатью. Они век будут помнить то место и приходить туда, чтобы душу свою тем светом лечить, набраться сил, чтобы дойти до цели. Ведь у каждого своя цель: у кого — детей нарожать, у кого — построить дом для большой семьи, у кого — лекарство новое изобрести… Есть тут, кстати, место одно волшебное — вся животворная сила здешняя от него… Колодец в лесу. С ним многое связано, чудотворным слывет. Святая старица в старые времена его выкопала, жила возле него в лесу. Жизнь ее… ой! Какой там роман — вот настоящие чудеса — заслушаешься! Нет, наша земля столько тайн хранит — каждый клочок земли… Станешь всю жизнь изучать только одну деревеньку — а всего про нее не узнаешь. Это как колодец: чем дальше — тем глубже… Любое место, если оно Богом отмечено, силой своей обладает и собирает своих. Такие вот, как вы, у кого свет в глазах, у кого душа красоте раскрыта. А место то и само их силой питается, и одаривает своих — на всю жизнь им силу дает… Кому — любовь негасимую, кому — детей, кому — талант какой… клад бесценный.
Ветка с Алешей переглянулись. Антонина Петровна угадала их мысли о кладе. О воле местности, отсеивающей своих. Да, она думала так же — значит и они не ошиблись.
— Не знаю уж как там на самом деле, только всем сердцем я в это верю! И вам говорю — вот увидите: это лето станет началом для вас. Испытаний будет полно — на век хватит. Но если не бояться ее — жизни-то — все одолеешь. Все темное выветрится, как дым, если с верой идти… Ох, что-то я заболталась. Раньше, вроде, не было за мной привычки этак-то проповедовать. Эх, дружочки мои, как жить хорошо! Жить бы да радоваться. Слушайте ангела, слушайте, милые… Поведет за собой, вы только не отступитесь! Нет, видно, помирать мне скоро, раз такие напутствия раздаю…
— Не-е-е, ба, это у тебя после грозы. Ты всегда в грозу разговорчивая, — возразил ее внук, вовсю уплетавший колбасу с огурцами.
Антонина Петровна рассмеялась, и все тотчас заулыбались довольные — ее слова отчего-то нагнали на всех грусть, точно баба Тоня с ними навек прощалась: слова ее и впрямь походили на напутственное благословение.
— Завтра приходите. Я вам для мам и для Ксении вашей гостинцев приготовлю — я с ними хочу познакомиться. Это ведь можно, так?
Ветка с Алешей с готовностью закивали, пообещали, что зайдут непременно и старших сюда приведут — будут дружить домами!
Они уже выходили в сени, Петька, утерев рот рукой, вышел провожать, когда Антонина Петровна приметила в углу груду мокрой белой бумаги.
— А это что такое? — грозно спросила она у внука. — Ты зачем этот хлам притащил?
— А, это? Это так… почитать. Интересно больно! — уклончиво ответил тот, почему-то зарделся и отворотился к стене.
— Так, так, так… Говори-ка! Чего такое и откуда ты взял?
Ветка приблизилась к смятой вымокшей кипе бумаги и взяла листок, что лежал сверху.
— Боже мой! Это же… — она с несказанным удивлением обернулась к мальчишке. — Это рукопись моей мамы!
Глава 6
Бездна
— И все-таки, я тебя очень прошу: давай заглянем к дяде Сереже!
— Послушай, никуда он не убежит, а с нашими что-то неладное…
Ветка с Алешей распрощались с пригревшим их домом в деревне и спешили на берег Клязьмы — Ветка мчалась со всех ног, уверяя Алешу, что рукописи романов никто просто так в воду не бросает — раз такое случилось, значит что-то стряслось!
Она засунула мокрые листы под свитер, чтобы с ними, не дай Бог, еще чего не случилось, и так тряслась над этими листами бумаги, что Алеша даже чуть-чуть к ним приревновал.
Едва Ветка увидела кипу жеваной влажной бумаги, тотчас признала в ней мамину рукопись, кинулась к ней, схватила, прижала к себе — и ну тормошить Петьку: откуда, мол, взял! Тот говорит: подобрал на реке. Они с приятелем Митькой — тот на пару лет был постарше — взяли лодку и рыбалить отправились: под дождем обычно классно клюет! Конечно, рыбку эту, клязьминскую никто есть не будет — кому травиться охота? Но удовольствие все равно потрясное, опять же — Кузьку-кота подкормить… Он, Петька, видно, испытывал перед пострадавшим котом смутное чувство вины и хоть как-то свое безобразие загладить хотел. Вот и двинулись на рыбалку. Глядят — по воде листы бумаги плывут. Этакой вереницей. Мальчишки через борт лодки над водой перегнулись — и листочки один за другим подобрали. Все до единого! Ну, тут дождь начался, гроза — да такая силища страшная шла на них — тут уж не до рыбалки, еле ноги унесли. А Петька еще в лодке начал листы проглядывать. Где-то с середины начал. Оторваться не мог! Потом, пока у Митьки грозу пережидали — он полромана прочел. Домой притащил. А как увидел Веткины глаза, какими она на эту бумагу смотрела, аккуратненько стопочку подровнял и ей отдал. Только попросил попозже как-нибудь дать ему дочитать — очень эта история его захватила! Ветка обещала, конечно. И сразу заторопилась домой. С Антониной Петровной договорились о встрече — в конце недельки зайдут вместе с мамами: Алеша надеялся, что маму его буквально на днях выпустят из больницы.
