Глаза Лейлы наполнились слезами: ей было жаль Эндрю. Он был хорошим человеком, которого судьба связала с самыми большими негодяями на свете — с ее отцом и Фрэнсисом.
— Вам незачем было мне все это рассказывать. Вы не должны были мне исповедоваться. Против вас слишком мало улик.
— Это не имеет значения. Ты теперь знаешь правду.
— Но это не доказательство!
Улик не было. Была склянка с синильной кислотой, но точно такую же можно было найти в любом доме. Поддельное завещание — но кто удостоверит, что оно поддельное, если не существует образцов почерка ее отца? Эсмонд мог бы объяснить, как Эндрю вошел в дом, подлил яда в настойку опиума и все же мог успеть на почтовую карету в Дувр, но они не нашли бы кучера этой кареты, а если бы и нашли, он мог и не вспомнить Эндрю, особенно по прошествии почти трех месяцев.
— Сойдут и косвенные улики, — сказал Эндрю. — Квентин достаточно умен, чтобы в конце концов завести дело. Я бы предпочел не ждать. Хотелось бы поскорее со всем этим покончить. — Эриар откашлялся. — Ни тебе, ни твоим друзьям не стоит беспокоиться. Я умею держать язык за зубами. Я все же юрист. От публичного скандала пострадаю только я. — Ах, Эндрю! — Лейла едва сдерживала слезы.
— Мне не надо было позволять Боумонту жениться на тебе. Но с этим уже ничего не поделаешь. Он причинил много зла, я не стану добавлять. — Эриар разгладил перчатки и выпрямился. — Спусти их с поводка, Лейла. Становится поздно, и они могут не поспеть к пятичасовому чаю.
Исмал стоял у окна в кабинете Квентина, пока Эриар писал признание. Окончив, Эндрю дважды перечитал написанное, внес кое-какие незначительные исправления и отдал листы Квентину, который лишь бегло их просмотрел и передал Исмалу.
Обстоятельства преступления были подробно описаны с того момента, когда Боумонт явился к Эриару утром двенадцатого января и пригрозил, что расскажет о той роли — десять лет назад, — которую сыграл юрист в «криминальном заговоре: краже оружия из арсенала английских вооруженных сил». Эриар купил молчание Боумонта тем, что согласился переправить своего бывшего партнера на континент и обеспечить его десятью тысячами фунтов.
Ровно в шесть часов в тот вечер Эриар приехал в дом Боумонта, чтобы забрать его, но нашел его в состоянии сильнейшего наркотического опьянения. Боумонт наотрез отказывался покинуть Англию без жены. Эриар притащил его в спальню и приказал срочно паковать вещи. Но Боумонт упал на кровать и продолжал пить, пока Эриар, озабоченный тем, что они опоздают к отъезду почтовой кареты, упаковывал его вещи. Но к тому моменту, как он закончил, Боумонт полностью отключился.
Поскольку Эриар уже задумал убить Боумонта где-нибудь на пути их путешествия, он изменил свой план. Пока Фрэнсис спал, он подлил в опиумную настойку немного синильной кислоты (склянка уже лежала у Эриара в кармане), а потом распаковал чемодан и прибрал комнату. Затем он спустился вниз, собрал еду, к которой Боумонт почти не притронулся, убрал в кухне и вышел из дома через черный ход — так же как вошел.
Через несколько кварталов от дома, он нанял кеб и приказал кучеру гнать на Пиккадилли, где находилась стоянка почтовых карет. Эриар едва успел — карета отправлялась через несколько секунд. К счастью, его место не было занято.
В признании Эндрю не было ни слова об отце Лейлы, ни намека на то, что рассказал ему Боумонт о тех людях, которые пострадали из-за него и в конце концов осуществили свою тщательно продуманную месть, и никакого упоминания о «Двадцать восемь». Он написал лишь об убийстве — средствах, мотивах и благоприятном стечении обстоятельств. Это признание гарантировало короткое судебное разбирательство и приговор — казнь через повешение.
— Извините, месье Эриар, но мы не можем вас повесить, — сказал Исмал. — Если вы принудите нас обратиться в суд, вас наверняка осудят, и нам придется испрашивать помилование короля. Мадам будет настаивать на оправдании, а его нельзя будет получить, не объяснив смягчающих обстоятельств. Несколько человек будут вынуждены поддержать мое ходатайство: лорд Квентин, герцог Лэпгфорд, лорд Эйвори, лорд Шербурн, леди Кэррол и мадам Боумонт, разумеется. Все, что мы пытались сохранить в тайне, выйдет наружу, плюс все то, что Квентин и я до этого пытались утаить.
— Вы имеете в виду дело «Двадцать восемь», граф? Но нет нужды…
— Мне пришлось очень потрудиться, чтобы никто не узнал о преступлениях Боумонта, потому что разоблачение повредило бы его жертвам. Мне следовало бы его убить, но я питаю непреодолимое отвращение к убийству. Если бы мне пришлось все повторить, я все равно не убил бы его, я постарался бы решить проблему как-то по-другому. Боюсь, что я ошибся, позволив ему вернуться в Англию. Последствия этой ошибки испытали на себе и вы. Поэтому я чувствую свою ответственность. Если бы не я, вы не попали бы в столь затруднительное положение.
— Мое затруднительное положение явилось результатом того, что я сделал десять лет тому назад, — возразил Эриар.
— Мадам полагает, что вы искупили свою вину. В течение десяти лет — и это известно всему миру — вы честно служили своим клиентам, выполняя свой долг. Вы заботитесь о них так, как если бы они были вашими детьми. Ни разу с тех пор, как Джонас Бриджбертон обманул ваше доверие, вы никому не позволили обмануть доверие тех, кто зависел от вас. Я считаю, что это тоже искупление вины.
— Мне не нужна была ее жалость. Я только хотел, чтобы Лейла поняла: я не был похож на Боумонта и не был партнером в его преступлениях эти десять лет.
— Она понимает. У нее великодушное сердце, месье. Она сказала, что благодаря вам она стала такой, какой хотела стать. Она рассказала мне, как ваши наставления, ваша забота, ваша неизменная поддержка сделали ее сильной. Благодаря вам она стремилась добиться высоких целей. И благодаря вам у нее были средства и мужество противостоять своему мужу, который хотел сделать ее своей жертвой.
Исмал отошел от окна и протянул Эриару его признание.
— Я знаю, месье, что вы испытали облегчение, изложив все на бумаге, но ради Лейлы, я прошу вас уничтожить этот документ.
Лицо Эриара стало бледным как полотно.
— Вы следили за мной. На кладбище были полицейские, которые меня арестовали. Разве вы не этого хотели?
— Мы вас арестовали из предосторожности, — сказал Квентин. — Бог знает какие у вас были мысли.
Эриар посмотрел на Исмала.
— Вы думали, что я причиню Лейле боль?
— Она дорога мне. Я тоже предпочитаю быть осторожным, чтобы избежать ошибки.
— Понимаю.
Эриар взял свое признание и с каменным лицом разорвал его сначала пополам, потом еще раз и положил обрывки на стол.
— Что мне теперь делать? Я не могу… вы ведь не думаете, что я смогу жить так, как жил раньше?
— У лорда Квентина есть на этот счет кое-какие мысли. Ему и раньше приходилось решать щекотливые проблемы. А теперь, джентльмены, прошу меня извинить: мне надо уладить кое-какие личные дела.
