Прескотт не ответил.
— Нет, — сказал Кавано.
— Но...
— Положите эту штуку на сиденье.
Прескотт уставился на него.
— Сделайте это. Оставьте ее в покое.
Прескотт положил баллончик на сиденье.
— По вине этой дряни я впервые в жизни узнал, что такое настоящий страх, — сказал Кавано. — Существует ли противоядие? — спросил он, стараясь произнести это совершенно нормальным тоном.
— Естественно. Иначе оружие могло бы подействовать на человека, его применившего, даже несмотря на задержку в двадцать секунд.
— Только тот, который вызван воздействием гормона.
— Дайте мне противоядие, — сказал Кавано.
— Не могу.
— Я не взял его с собой, — ответил Прескотт. — Кроме того, сейчас оно бы вам не помогло.
— Вы все равно будете бояться за свою жену. Если любишь кого-то, всегда боишься, что с этим человеком что-нибудь случится. Благодарение судьбе, я избежал хоть этого источника страха. А вот вы сейчас узнаете кое-что.
— Что значит быть храбрым.
2
Они выехали из Кармеля и поехали на юг. Машин становилось все меньше. Когда они достигли малонаселенного района около Пойнт-Лобос, машин на дороге осталось совсем немного.
Сквозь деревья Кавано увидел светящиеся окна редко стоящих домов.
— Что это за поселок?
— Кармель-Хайлэндс. Несколько домов на краю утеса, обрывающегося в океан.
Справа Кавано увидел дорогу, ответвлявшуюся от основной, и свернул. Фары разогнали ночную темноту. Они проехали еще немного и остановились среди деревьев. Кавано выключил фары.
— Раньше нельзя было. Если бы мы ехали с погашенными фарами, нас мог остановить полицейский. Если бы он увидел ваше лицо...
Кавано взял в руку пластиковую ложку, зачерпнул смесь из миски и размазал окрасившийся в красный цвет кукурузный сироп по левой стороне лица Прескотта, от виска до угла рта, а потом нанес полосу на бритую голову. Выглядело, как приличная рана. На открытом воздухе смесь сразу же начала высыхать, создавая впечатление, что лицо Прескотта залито засохшей кровью.
Затем он снова включил фары и в свете, идущем от приборной доски, оценивающе посмотрел на свою работу.
— Выглядит достойно палаты «Скорой помощи».
— Но я чувствую запах кукурузного сиропа.
— Когда вы окажетесь настолько близко к Грейс, чтобы она смогла почувствовать запах, она уже будет мертва.
— Я хочу подстраховаться.
— В смысле?
— Сделайте это более правдоподобным.
— Не понимаю, о чем вы...
— Режьте, — сказал Прескотт.
— Что?
— Кожу на голове, там, где сбриты волосы. Раны в этой области очень хорошо кровоточат. Запах крови забьет кукурузный сироп.
— Боже, — только и смог произнести Кавано.
— Сделайте это.
Кавано взял в руки эмерсоновский нож. Прескотт вздрогнул.
Можно было только представить себе, какое самообладание ему потребовалось. Кавано сделал надрез длиной в пять сантиметров на лбу Прескотта. Потекла кровь.
Кавано вытер кровь с лезвия о лицо Прескотта, залитое смесью. Прескотт стал похож на ожившего мертвеца.
— Сложите руки вместе, — сказал Кавано.
Руки Прескотта дрожали. Кавано обмотал запястья гидроизоляционной лентой. Потом он аккуратно вставил лезвие ножа между ними и надрезал ленту с обеих сторон. На расстоянии лента будет выглядеть вполне надежно, но при необходимости Прескотт легко разорвет ее.
— Порядок? — спросил Кавано.
Прескотт проверил ленту, чуть не разорвав ее окончательно.
— Порядок, — ответил он, прерывисто вздохнув.
Кавано развернул машину. Они выехали обратно на Первое шоссе и поехали дальше на юг. Справа от них блестела гладь океана, в которой отражалась луна. В горах слева от них светились отдельные огоньки домов. На дороге не было ни одной машины.
— Следующий поворот, — напряженно произнес Прескотт.
— Вы неплохо знаете эту местность.
— Когда я только начинал сбрасывать вес, я избегал людных мест, выжидая, пока моя внешность изменится достаточно сильно. Я много времени провел, гуляя в этих местах.
Проехав очередной поворот, Кавано увидел показавшийся в свете фар знак «Историческая достопримечательность». Он свернул влево. Машина поехала по ухабистой грунтовой дороге, идущей сквозь лес.
Потом дорога вывела их на залитый лунным светом луг и снова ушла в лес, петляя между деревьями. В некоторых местах колея была такой глубокой, что «Таурус» ударялся дном о камни и грязь. Ветки деревьев закрывали залитое лунным светом небо и хлестали по бортам машины.
— Сейчас будет еще одна лужайка, — сказал Прескотт. — Часовня была построена на склоне холма на другой стороне. Там особо не на что смотреть. Кроме небольшой башенки с крестом наверху, все остальное обвалилось.
Он дышал быстро и шумно.
— Делая вдох, медленно считайте до трех.
— Что?
— Задержите дыхание на три счета. Потом на три счета выдохните. Продолжайте делать это постоянно. Это поможет. И сползите вниз на сиденье. Сделайте вид, что вы потеряли сознание.
Даже в темноте было видно, насколько побледнел Прескотт. Он сделал все, что сказал ему Кавано.
Кавано прислушался к медленному и четкому дыханию Прескотта, ощущая телом все колебания машины, ехавшей по ухабистой дороге. Каждый толчок отдавался в нем, словно удар его собственного сердца. Резко свернув, они выехали на луг. Но его освещал не только лунный свет. Там, где, по словам Прескотта, должна была находиться часовня, светились фары.
— Проклятье. Она нас опередила, — сказал Кавано.
3
Он не стал тормозить, не показывая, что чем-то встревожен, и продолжал вести машину по грунтовой дороге по направлению к светящимся фарам.
— Готовы? — спросил он лежащего на полу Прескотта.
— Поздновато говорить, что нет.
— Еще пять минут, и вы избавитесь от всего этого. Вы будете на свободе, а я — вместе со своей женой.
— Хороший трюк со словами в будущем времени. Он отлично сработал, когда вы вытаскивали меня с того склада, — сказал Прескотт. — Да. Еще пять минут, и ваша жена будет с вами, а я буду свободен.
