малейшего повода сомневаться в вашей деловой и личной чистоплотности, просто присутствуют некие формальности, которые прежде мне следует утрясти.
— Так и я предельно уверен в том, что вы сдержите данное слово, ваша репутация тому порукой. Просто есть некие типовые фразы, которыми я пользуюсь при общении с клиентами, эта одна из них.
— В таком случае простите, — уловил я легкие нотки иронии в голосе клиента. — Старческая мнительность, знаете ли. Впрочем, не суть. Максим, а почему мне не отвечает Вячеслав? Я набирал его раз, наверное, десять. Телефон отключен.
— Как бы вам так сказать… — И этот вопрос я тоже ожидал, потому вроде как замялся перед ответом.
— Говорите как есть, — чуть недовольно потребовал Шлюндт.
— Когда артефакт уже попал ко мне в руки, в то место, где мы его раздобыли, заявились бывшие коллеги Славы, — объяснил я. — У них имелся ряд вопросов к вашему сотруднику. Каких именно — не знаю, но мне показалось, что настроены Ровнин и компания были не очень по-доброму и весьма решительно. Сразу после этого мне рекомендовали покинуть помещение, Слава данное пожелание со своей стороны тоже поддержал. Нет, будь я налегке, может, и вписался бы в расклад, поскольку мы с Баженовым за эти дни сдружились. Не факт, но есть такая вероятность. Но приз уже лежал в кармане, потому ставить свою репутацию на кон я оказался не готов.
— Вас не в чем упрекнуть, — вздохнув, мягко ответил Карл Августович, — вы действовали разумно и рационально. Да и не только в репутации дело, вам же после в Москве жить. Я это прекрасно понимаю, потому никаких претензий даже не подумаю предъявлять. Да и с чего бы?
— Если Славка не позвонил, то, наверное, уже и не объявится, — хмуро добавил я. — Есть у меня такое предчувствие.
— Пожалуй, соглашусь. Дорого мне дался этот камушек. Очень дорого, — проворчал заказчик. — Слишком много потерь. Да, Максим, еще вопрос. Надеюсь, Вячеслав Аркадию выдал полный расчет? Я его об этом просил.
— Полнейший, — хмыкнул я, — сам тому свидетель. На моих глазах трудовой договор с ним закрыл, прежде обсудив ряд моментов, по причине которых все до таких крайностей дошло.
— Замечательно.
— Да, еще вот какой нюанс, — вспомнил кое-что я. — Слава упоминал, что вами была назначена премия, связанная как раз с Аркадием и его увольнением со службы у вас.
— Была, — подтвердил старик. — Но при чем тут вы?
— Мы договорились с Баженовым о том, то кто бы Стрелецкого ни рассчитал, премия пилится на двоих в равных долях. Разумеется, требовать ничего я у вас не могу, но все же решил довести до вашего внимания данный факт. А дальше все на ваше усмотрение, и теперь уже с моей стороны никаких обид или претензий не возникнет.
— Подумаю, — сказал Шлюндт. — А теперь — прощайте. Пойду утрясать формальности. И завтра, ближе к вечеру, ждите от меня сообщение.
Я положил трубку на стол, крутанулся на кресле и призадумался. Вроде все сделал как надо, упрекнуть себя не в чем. Остается только ждать.
Может, не стоило про премию за голову Аркашки упоминать? С другой стороны — почему нет? Это мой хлеб, я же наемник, а не выпускник консерватории?
И еще! За всей этой возней я совсем забыл о еще одном деле. Часы для Анвара! Самое время ехать за ними, а то хитроумная старушка еще скажет что-то вроде «Вы не приехали, сделка отменяется, картина остается мне как компенсация!». Я, конечно, ей козью морду после устрою, но это же все время.
— Славная все же... Кхм. Почти девица, — сообщил мне из кресла Модест, когда я вышел в приемную. — В самом деле славная. Чуть романтичная, чуть экзальтированная, но в мое время подобное считалось добродетелью, а не недостатком. Правда, боюсь, с Ангелиной она не поладит. Вернее — наоборот.
— Сам того же опасаюсь, — вздохнул я. — Характер у обеих еще тот. Как назло!
— Такова жизнь, — стукнул тростью о пол вурдалак. — Но разве живые люди с горящей душой не лучше, чем безликие покладистые человечки с рыбьими глазами? А?
— Обломаем Гельку-то, — весело заявил Арсений, сидящий в уголке. — Чай, с хозяйкой дома-то она грубиянничать не посмеет! А посмеет, так объясним, чьи в лесу шишки. Не сомневайся.
Пословица, которую процитировал Сенька, отлично подошла бы к тому, чем я занимался в последующие два часа. Анна Христофоровна за минувшие сутки так привязалась к «Медузе», что уже начала считать ее своей, но при этом часы ей все же было очень жалко мне отдавать. Какой только хлам она мне не предлагала — все не перечислишь. После пошли вещи калибром посерьезнее, и я даже впечатлился тем, сколько добра у нее хранится в закромах. Ну а точку в нашем торге, как ни странно, поставил Акимыч. Он прислал мне сообщение, в котором был написан адрес места, где меня будут ждать уже через час. А езды от дома жадной старушки было как бы не больше, потому я звонко хлопнул в ладоши, прервав очередную проникновенную речь хозяйки дома на тему «вам нужен этот гобелен, а не часы» и заявил:
— Все. Время вышло, мне пора. Не сложилось — значит не сложилось. Я тут тубус вчера оставил, он где?
— Не получилось, — уже совсем другим тоном заявила Анна Христофоровна. — Жаль. Но я попробовала. Да куда ты за картиной тянешься, юнец? Часы бери, твои они. И договор мены давай подпишем, он уже готов.
Я же говорю — лютая бабка. И очень непростая.
Место встречи Севастьян подобрал с умом. Парк Вербилки любим и уважаем москвичами как из-за красоты, так и из-за размеров. В нем есть озеро, фонтаны, развлечения, художники клиентов поджидают на аллеях — это с одной стороны. А с другой — прелести почти дикой природы. Лес, который старательно желает казаться дремучим, холм, овеянный старинными легендами, небольшая речушка, текущая невесть откуда невесть куда. И — поляны в упомянутом лесу, на которых летом растут цветы, делаются красивые селфи и иногда резвятся влюбленные.
Но не сегодня. Не до лирики нашей компании, которая на одной такой поляне собралась. У нас дела посерьезнее.
Глава 20
— Чуть не опоздал! — попенял колдун
