— В чем вы хотите нас убедить? — спросил адмирал.
— Я думаю, что Депла и есть тот самый человек, с помощью которого Франсуа Саул Пейли вступил в отношения с англичанами. Думаю, это он несколько раз появлялся в камере узника Фор-Левека, возможно, даже с согласия Риву; он приносил ему еду и, скорее всего, обработал простыни кислотой, которую легко найти в любой часовой мастерской. Предполагаю, что страстно влюбленный Депла придумал способ избавиться от Риву, подложив под труп форменную пуговицу и таким образом скомпрометировав его. Он хотел устранить второго соперника в борьбе за благосклонность Аньес Генге.
— Какое буйное воображение, — проговорил Сартин. — Я отказываюсь понимать! Только что вы утверждали, что Риву находится под подозрением и все говорит в пользу его виновности. Будьте же последовательны хотя бы в словах!
— Но вы забываете об убийстве Киски.
— О! Зачем нам вообще эта девица?
— Ее нельзя устранить. Девица, погибшая ужасной смертью, является лишней частью головоломки. Дополнительным кусочком вырезанной бумаги.[73]Куда нам поместить его?
— Полагаю, вы нам объясните.
— Несомненно, чтобы вам стало понятно, сударь. Предположим, Киска не имеет никаких отношений с подозреваемыми. Это исходная точка. Поначалу она оказывается причастной к делу исключительно как любовница Лавале. Не зная истинных причин похищения художника, я бросаюсь на поиски сбежавшей Киски. Поверьте, сударь, мне не верится, что ваши люди преследовали ее и убили; значит, надо найти мотив убийства, равно как появления английских гиней как в плаще Риву, так и в плаще, бывшем на Киске в момент ее гибели. И снова прямые факты свидетельствуют против нашего офицера. Я заранее знаю, что вы скажете, но это ни к чему не приведет. Быть может, вы правы с одной точки зрения, но если посмотреть на дело иначе, перспектива изменится.
— Ну, что я говорил! Ле Флок в роли фокусника на ярмарке Сен-Лоран, в окружении праздного любопытного народа. Он ставит на треногу волшебный фонарь, манипулирует линзами, вращает зеркала и, ослепляя нас, зажигает свечи. Была не была, вот вам иллюзия!
— Сударь, — презрев насмешку, продолжил Николя, — с вашего разрешения, мы выслушаем лейтенанта морского флота Эмманюэля де Риву.
Сартин снова помахал рукой, словно отгоняя мух. Бурдо ввел офицера; тот выглядел бледным и удрученным.
— Сударь, — начал Николя, — прошу вас ответить на вопросы, которые я должен вам задать от имени его величества и в присутствии ваших начальников.
Молодой человек безжизненным взглядом посмотрел на комиссара.
— Я не могу ничего сказать.
— Не молчите, Риву, — командным голосом произнес адмирал, — надо говорить, мой мальчик, рассказать все, что вам известно. Маркиз де Ранрей вам не враг. Он всего лишь ищет истину.
— Возможно, вам трудно ее выразить? — ласково подсказал Николя. — Я мало вас знаю, но мне кажется, что я читаю в вашей душе. Вы хотели как можно лучше выполнить задание. Когда я спросил вас о Киске, я почувствовал, что вам пришлось пойти против собственной порядочности. Ваше ледяное презрение, пробудившееся столь стремительно, насторожило меня. Оно не соответствовало вашей натуре. Я долго думал. Дворянин, офицер не может с такой злобой говорить о молодой женщине. Ваше поведение не соответствовало вашему характеру. Стараясь сыграть как можно правдоподобнее, вы не удержались и воскликнули «Бедняжка!» Сколько жалости прозвучало в этом слове! Ваша спальня, сударь, ее строгая и скудная обстановка, навела меня на мысль, что вы не из тех мужчинам, которые легкомысленно относятся к любимым женщинам.
— Что он такое говорит?!
— Да, сударь, в этом государственном деле тесно переплелись любовь и смерть. Слово, вылетевшее среди потока брани, можно объяснить только сильными чувствами. Во время похищения Лавале Киска не вырвалась из рук нападавшего, он сам позволил ей бежать. Она сопротивлялась для виду и укусила его для вящей убедительности. А ведь еще имеется записка, доставленная Риву, чтобы доказать, что Пейли жив! Как, однако, все запутано! Куда мы пришли? Кто кого обманывает? Все смешалось, усложнилось, окуталось мраком. Эмманюэль де Риву, говорите! Я сомневаюсь, что вы знали о письмах Пейли, найденных у вас в шкатулке, но там наверняка лежало нечто, относящееся к Киске. Вы разволновались, когда я открыл шкатулку, и успокоились, когда я сказал вам, что там всего лишь письма. Сударь, я убежден, все было подстроено с целью скомпрометировать вас.
Словно уличенный в обмане подросток, офицер опустил голову. Николя подумал, что Риву не намного старше короля.
— Сударь, — произнес Риву, — прошу меня простить; я думал, что смогу сам распутать это дело. Вы угадали, Киска была моей возлюбленной. Серьезная и непростительная неосторожность с моей стороны. Я осмелился… Уверен, Депла об этом знал.
В каком воображаемом мире жил этот мальчик, задумался Николя. Многие его ровесники и равные ему по званию без малейших угрызений совести проделывали гораздо худшие вещи. Без сомнения, это результат воспитания янсенистов. Скудная обстановка спальни офицера побудила его вынести правильное суждение о его характере.
— …Мне известно меньше, чем комиссару, но я отказывался говорить, потому что опасался раскрыть…
— Наконец-то! — вздохнул д’Арране. — Как видите, вне службы молодой человек ведет вполне пристойную жизнь. Продолжайте.
— Слушаюсь, адмирал. Я был убежден, что попал в ловушку и что Пейли заплатил жизнью за какие-то темные интриги, что плели вокруг него загадочные заговорщики. Но я не мог разглядеть границ этого заговора.
— Что ж, сударь, вас не в чем упрекнуть, разве только в излишней щепетильности, которую возраст и опыт непременно убавят. В этом отношении искренность гораздо более привлекательна, нежели ложь… Но продолжим. Зачем вы написали и отправили Леруа записку с того света? С какой целью?
— Увы, зная о трагической участи Пейли, я решил, что записка заставит виновного обнаружить себя. Словно камешек, брошенный в воду.
— И каков результат?
— У меня не было времени осведомиться, ибо меня арестовали.
— Возможно, я спас вам жизнь, но вы, без сомнения, скомпрометировали Киску. Ваше послание заставило кого-то заподозрить, что вы знаете больше, чем на самом деле, а ваша связь с Киской, которой вы позволили бежать, убедила его, что она что-то знает.
Офицер выглядел подавленно.
— Вот именно: кого-то! — проворчал Сартин. — Опять только предположения! Ваша речь напоминает восточную сказку. Что вы еще хотите сказать?
— Вернемся к Пейли. Кто его убил? Мы приближаемся к истине.
— Сударь, — произнес Риву, — теперь я могу сказать, что Депла, изображавший трактирного слугу, носил Пейли еду в камеру.
