и часто, крадучись пробираясь на кухню, неожиданно сталкивался там с папой. А нас обоих ловила на месте «преступления» Буба…
Если я не ошибаюсь, первым из Тбилиси приехал проведать отца и Бубу наш родственник М.А. Махатадзе. Светлая ему память! Он узнал адрес и однажды возник на пороге, запорошенный снегом, с хурджином за плечами. В то время добраться от Тбилиси до Свердловска и то дело непростое, а ведь отец и Буба находились под надзором, и для дяди Миши это посещение могло иметь самые неприятные последствия. Но грузины никогда не оставляют своих родных, попавших в беду. Махатадзе, Урушадзе, Стуруа, Берия, все помогали отцу и Бубе чем могли – и в уральской ссылке, и после их переезда в Киев.
В Свердловске отца навещал академик Курчатов, приезжали другие ученые. Позднее отец рассказывал, что, находясь в ссылке, не раз замечал, что многие люди раскрылись по отношению к нему только тогда, когда ему было трудно, а при жизни Л.П. держались в стороне, не лезли в друзья, не желая выглядеть подхалимами. Были, конечно, и другие, старавшиеся избегать контактов, тогда как в свое время вели себя совершенно иначе. Коллектив, сложившийся вокруг отца, в подавляющем большинстве состоял из людей не только грамотных и инициативных, но и порядочных.
Отец старался не замыкаться только на работе, участвовал в различных праздничных мероприятиях. Один из его коллег рассказывал мне, как на предприятии отмечали какой-то большой праздник. Как водится, народ собрали в актовом зале, и после торжественной части наступило время «неформального» общения. Отец тогда еще только начал работать в Свердловске, но все уже знали, кто он, и многие с интересом поглядывали на него: как он поведет себя?
Считали, что он не расположен веселиться с коллективом и будет либо мрачно сидеть в сторонке, либо постарается незаметно уйти. Но он подошел к роялю и стал наигрывать различные популярные мелодии, начались танцы, все были очень довольны. А отец? Отец свою боль носил в себе, старался не показывать ее окружающим, но всегда остро ощущал всю несправедливость своего положения. Хорошо, что рядом была его мама, вместе им легче было переносить все тяготы, выпавшие на их долю. Отец не раз говорил: «Моя мать была той внутренней силой, которая дала мне возможность противостоять всем жизненным невзгодам».
Спасала и загруженность работой, но иногда грустные мысли все же брали верх, тогда поздним вечером он садился за письменный стол и писал моей маме в Москву:
Я еще раз почувствовал свое беспомощное и на сегодня бесправное положение, могу ли я повлиять на формирование характера или даже временное настроение ребенка, не наблюдая хоть изредка его физическое и духовное развитие… Правда, Неру утверждает в своей автобиографии, что он сумел воспитать свою дочь по письмам, но это его утверждение, а что в действительности получилось – неизвестно… Могу ли я, оторванный от вас, не имеющий права хоть один раз в год посмотреть всех вас вместе, и ваши взаимодействия, настроения, вмешиваться в вашу жизнь, посылая отсюда какие-то готовые «циркуляры-инструкции», рецепты. Разве мы заслужили, чтобы так сложились наши семейные дела. По крайней мере ты заслужила лучшего…
Скучаю по всем вам. Это носит характер непрекращающейся боли-страдания. Очень тяжело. Да! Желание быть в своей семье – это для меня, конечно, роскошь и баловство…
Из письма Екатерине Павловне:
Я фактически продолжаю быть арестантом, правда, не осужденным, и потому на казенный счет меня не содержат. Я не имею права (правда, это тоже нигде не зафиксировано) отлучаться из Свердловска, и, таким образом, ограничен в своем передвижении… Не сомневаюсь, что есть и такие люди, которые понимают, что я ничем не заслужил такого положения, в которое поставлен, но какой толк в этом! Когда я находился в одиночном заключении, я морально чувствовал себя лучше, т. к. знал, что этому заключению будет какой-либо конец, а сейчас конца этого положения не видно.
Это письмо отец написал в 1961 году, еще не зная, что его уральская ссылка будет тянуться еще три года.
И еще об одном событии, произошедшем в Свердловске.
В 1958 году в почтовый ящик кто-то подбросил фотографию, на которой был запечатлен мужчина, похожий на Л.П., прогуливающийся под руку с какой-то дамой, и анонимное послание: «Приезжайте в город Челябинск, по такому-то адресу, вас будут ждать в назначенное время. Человек, который вас встретит, объяснит все подробности».
Неофициально отцу было запрещено покидать Свердловскую область без специального разрешения, к тому же он опасался каких-либо провокаций, поэтому и попросил пойти на встречу Эллу Эммануиловну Альмедингер (учительницу, чудесную женщину, которая жила с нами на правах члена семьи) – она в то время находилась у родственников в Челябинске. Однако в условленном месте к ней никто не подошел.
Через некоторое время в почтовый ящик положили номер журнала «Вокруг света» с тем же снимком и записку: «Нину Теймуразовну ожидают в селе Анаклия Зугдидского района». Подпись к снимку в журнале гласила: «В шумной, неистовой столице Аргентины есть и сравнительно спокойные уголки. Один из них – площадь Мая, где расположен дворец президента».
Фамилия автора фотографии – Игорь Викторович Бессарабов. Как впоследствии оказалось, Бессарабов был кинооператором, работал на Центральной студии документальных фильмов, в 1955 году он снял ленту «Путешествие по Аргентине». Копия фильма хранится в Госархиве кинофотодокументов, но на пленке нет человека, похожего на Л.П. Возможно, эти кадры вырезали. Непонятно, почему именно они не вошли в фильм и кто положил фотографию, а затем и журнал в почтовый ящик. Если это была провокация, пусть даже задуманная местными органами без согласования с центром, что вряд ли возможно, то какую цель преследовали? Ведь с отцом и бабушкой и так могли сделать все что угодно и довести провокацию до конца.
Отец вспоминал, что, увидев первый снимок, они были потрясены. В журнальном варианте лицо было хуже различимо, но резкий поворот головы во время шага и, как сказали бы сейчас, вся энергетика фигуры соответствовали Л.П. Можно предположить: кто-то хотел удостовериться, что отец и Буба живы, и сообщить им нечто важное о Л.П. Может быть, Л.П. все же не был убит на Малой Никитской, а его, раненого, вынесли на носилках, накрытых брезентом. В дальнейшем ему удалось договориться с хрущевско-булганинской «бандой» – ему сохранят жизнь, а он должен исчезнуть из страны и не пытаться связаться с родственниками, иначе с ними расправятся. А предмет торга – личный архив Л.П., которого так боялся Маленков.
Возможно, Л.П. умер в Аргентине в начале 1960-х годов, ведь именно тогда отцу разрешили выехать из режимного города. Впрочем, это уже скорее сценарий остросюжетного фильма. Отец был уверен: будь
