обстановка.
– Тебе уже не терпится? – Ивтад улыбался, а Кайрус, чтобы не спровоцировать душевнобольного на новую порцию разглагольствований, только коротко кивнул. – Приготовления закончатся около полудня, и мы начнем ритуал. Он требует долгих часов, и мы должны успеть сделать все до заката, так как именно на закате должны, как сказано в летописях, разверзнуться небеса – и Первые вновь ступят на свою землю, где…
– Значит, рассвет я встречу на том холме привязанным к столбу, как к позорному?
– Да. Я понимаю, тебе это не нравится, но единственное, чем я могу помочь тебе, – дать больше теплых одежд. Ветер в последние дни промозглый. Пока я не призову братьев, они будут стоять рядом и наблюдать, чтобы ты ни в чем не нуждался.
– И чтобы я не смог сбежать раньше.
– Да, и за этим они тоже будут смотреть. Как только мои братья покинут тебя, чтобы исполнить долг и предстать перед Первыми, никто не станет препятствовать тебе. Ты сможешь начать свое освобождение. Да, думаю, это займет у тебя достаточно времени… Я говорил, что проверял на себе? Даже если ты не будешь торопиться, то справишься быстрее чем за полчаса. Если применишь силу и смекалку, и того быстрее. Ты узришь, что я говорю истину, как бы скор ты ни был. Я верю в это. А пока я бы хотел разделить с тобой мою последнюю трапезу…
Палач понимал, что из-за умалишенных культистов ему и впрямь придется провести время на возвышении и, что еще меньше его радовало, связанным. У него не будет возможности спрятаться от ветра и дождя – последние четверо суток погода была отвратительной, и утро знаменательного для культистов дня лишь подтверждало, что ничего путного ожидать не стоит. Еда и горячее вино – лучший способ согреться и дать себе шанс без последствий пережить замысел бастарда Голдрэта, и потому Кайрус не имел ничего против них.
После еды Ивтад отправился куда-то в лагерь, а Кайрусу принесли теплые вещи. Одежды мужчине досталось немало, но в ней не было смысла во время дождя. Отказываться от щедрых даров палач не стал и нацепил что мог, до того предела, чтобы это не мешало ему двигаться и не стало бы препятствием для освобождения. После полудня за карающей дланью явились культисты. Больной враг Его Величества принес свой теплый плащ и отдал палачу свои сапоги, утепленные мехом, – некогда это было подарками лорда Голдрэта сыну.
Ивтад заявил, что там, куда он собирается отправляться, в этих вещах нет никакой надобности. Палачу они принесут больше радости и пользы, а ведь в этом и есть суть вещей. Карающая длань принял подачку с равнодушием, хотя обувь пришлась ему как раз впору и ногам стало теплее.
Провожать Кайруса к его наблюдательному посту собралась целая толпа, жаль, что большая часть присутствующих предпочитала плевать вслед и цедить проклятия. Две женщины вооружились камнями, но стоило лишь одному из булыжников упасть недалеко от пленника, как Ивтад прервал величественное шествие к холму и указал людям на недовольную. Палач услышал крики, но не сумел обернуться и посмотреть, что произошло, ему оставалось лишь догадываться. Тем временем поход продолжился.
Медленнее всего мужи и несколько сестер бастарда поднимались по лестнице. Кайрусу это напомнило пять ступеней к эшафоту, те самые, по которым он бодро шагал бессчетное количество раз. Здесь же пришлось делать в несколько раз больше шагов, и оттого неприятное сравнение лишь усилилось.
Люди Ивтада и сам бастард провели с Кайрусом почти час. Они завязывали множество узлов, обматывали тело, привязывали веревки от конечностей к столбам. Поначалу палач надеялся, что ему разве что свяжут ноги и руки, дадут нож и уйдут, но такого старания и траты времени он не ожидал. Ему собирались отдать тупой нож, но, чтобы до него добраться, палачу придется распутать множество узлов и выпутаться из части оков.
Ивтад вновь повторил – он проверял то, насколько возможно выбраться, на себе и на двух соратниках. Голдрэт был уверен, что так или иначе Кайрус распутается. Даже если ему потребуется чуть больше времени. На всякий случай одного человека Ивтад оставит дежурить под холмом, чтобы тот присмотрел за палачом, пока сумеет, до того как отправится к Первым на поклон.
Любезные похитители оставили для карающей длани лошадей, собрали седельные сумки, набив их провизией и одеждой, соорудили шалаш с крышей из звериных шкур и листьев, где положили то, что могло промокнуть от дождя. Прежде чем обездвижить, пленника провели к сооружению и лошадям, указали на каждую вещь, убедились, что мужчина сумеет разобраться, и только после взялись за веревки.
Ивтад покинул палача. Первые пару десятков минут, а может, и час, Кайрус мог назвать свое положение терпимым. Пока не заморосил мелкий противный дождь. Но как только культисты начали приводить жертв, слуга Его Величества позабыл обо всех неприятностях.
Темнокожие, разукрашенные не стираемыми дождем и временем рисунками дикари и жители Ферстленда, совсем тощие или, напротив, крупные, бородатые старики, грязные женщины – связанных несчастных жертв выводили по нескольку зараз. Их вели к каменным плитам, а когда на постамент не влезало больше людей, пленникам связывали ноги. В какой-то момент палач понадеялся, что на этом и закончится, но Ивтад отдавал команду, и жертв начинали резать. Кайрус видел, что это не было обычным убийством – культисты наносили множество ран, уродовали лица и выдавливали глаза. Они били жертв палками с металлическими шипами и пинали сапогами, некоторые совали в лица связанным факелы. Люди кричали, хрипели и дергались в оковах, они выли и умоляли, они не могли отбиваться и пытались уползти. При свете только заканчивающегося дня палач мог видеть все происходящее слишком отчетливо.
Кайрус испытывал чувства, которые, как ему казалось, он давно позабыл, – страх и отвращение.
Как только жертвы переставали двигаться, их мучители уходили и отправлялись за следующими и повторяли процесс вновь и вновь. Те, кого повели вторыми, уже понимали, что их ждет, и крики почти не смолкали.
Карающая длань всегда справлялся с делом всей своей жизни, он многое успел повидать и совершить, но в этот раз ему хотелось заткнуть уши и отвернуться.
Оставалось не так долго до заката, когда стражники покинули палача и присоединились к своим собратьям. Последняя группа жертв заняла места, а на до сих пор не запятнанный помост взошел Ивтад. Бастард Голдрэта держал в руках старый манускрипт, с которого он начал читать что-то вроде заклинания на непонятном языке, должного обеспечить призыв. Знакомые слова прослеживались в его речи, у некоторых, кажущихся понятными,
