говорить первым.
Она только кивнула. Карл тряхнул золотистыми кудрями (за несколько дней в волшебной стране они отросли, как прежде — так, что из приходилось забирать в хвост).
— Сиды Неблагого Двора! За четыре века под пятой тирана-сумасброда вы забыли, что значить быть самой ночью. Ночь — не темнота в сыром чулане, ночь — это тьма леса, это то, что способно объять весь мир! Скажите, сколько раз за последние века Дикая Охота мчалась по небу по своей прихоти, просто оттого, что того требовала её природа, а не деспот с мелкими капризами? Сколько раз ваши клинки сцеплялись друг с другом железными зубами в схватке чести, в бою за нечто стоящее, дорогое хозяину клинка? А не ради защиты шкуры червя, который слишком обленился, чтобы защитить самого себя?
Сиды заворчали, принялись перешептываться между собой, когда Карл замолчал, переводя дух. Он тронул их умы и сердца, но требовался ещё один — последний — толчок, который окончательно повернёт народ к новому королю. Карл был готов говорить ещё, но Зоя скинула его руку со своей ладони, давая понять, что продолжит за него. Она знала, что ещё требовалось: не продолжение речи, не ещё одни увещевания. Весы способна поколебать песчинка.
— Разве мы не Неблагие?! — вскрикнула Зоя, оскалясь, вскинув вверх руку с обнажённым мечом. Ей ответил одобрительный гул толпы. Сиды почувствовали, что перед ними истинные правители: настоящие король и его власть-королева, которые идеально подходят друг другу. Они вспомнили, какими были до узурпации трона Габриэлем, как лоснилась шерсть гончих Дикой Охоты, как сладка была ночь.
Зоя обессиленно опустила руку. Один порыв отнял у неё много сил — не так-то просто было возвращаться к истинной сущности. Но она снова добыла своему королю победу — на сей раз, в душе подданных.
Теперь они оба могли отправиться в свои покои, приготовляться к свадьбе.
Служанки помогли Зое надеть роскошное белое платье, затянули корсет, покрыли голову воздушным кружевом и теперь вплетали в волосы живые благоухающие цветы. Девушка поймала взгляд своего отражение: ох! Казалось, будто фрейлины убирают её труп к погребению. «Я слишком бледна сегодня.» Но сходство было вовсе не в этом.
В огромное зеркало Зоя видела, что Хэвен вошёл в её. Если б служанки на тот момент не пытались вплести фиалки в кудри на висках девушки, она бы обернулась, а так — просто послала дини ши улыбку через отражение. Он ответил поклоном.
— Брось, Хэвен, ты никогда не питал ко мне особенного пиетета, так прекрати ломаться теперь.
— Ещё несколько минут, и Вы станете моей королевой, леди, — улыбнулся генерал.
Зоя вздохнула, отогнала горничных.
— Достаточно, достаточно, я уже хороша.
Служанки вышли, не сказав ни слова. Зоя повернулась всем корпусом к Хэвену, перегнувшись через подлокотник кресла.
— Я буду плохой королевой. Не могу быть хорошей. Я готова бороться за то, чтобы людям, которых я люблю, было хорошо, но как сделать так, чтобы был счастлив весь народ? Этого я не знаю.
— Ты хорошая девочка, уж я-то знаю, — Хэвен растянулся на кушетке красного дерева, достал золотой портсигар. — Не волнуйся ни о чём, иди к своему принцу.
Зоя сжалась, опустила взгляд на колени, покрытые воздушной белой тканью. Хэвен вздохнул, так и не закурив, встал, подошёл к девушке, взял её аккуратно за подбородок, заставляя смотреть на себя.
— Коронуй Карла сейчас — и твои обязательства перед Двором будут исполнены. Можешь даже не ждать ночи, никто не заставит тебя лечь с королём в постель. Если хочешь, мы вообще сбежим. Назад, в мир людей.
Хэвен взял меж пальцев рыжую прядь, заправил её за один из цветков у виска. У Зои от подступивших к горлу рыданий защипало глаза. Карл всегда ревновал её к Габриэлю, и напрасно — Хэвен, Мертен, мужчина, к которому она никогда не испытывала ни страсти, ни вожделения, он всегда был готов увести её подальше от принцев. Возможно, именно потому, что их любовь не была эротической, узы ученицы и учителя оказались так крепки. Хэвен был единственным, кого даже в мыслях Зоя не пятнала догадками о пособничестве Клариссе, не желая даже задумываться, за какие заслуги он был легко восстановлен во всех прежних правах, да еще и награждён новыми титулами и богатствами, да, его — единственного. Даже Айкен в её памяти остался с каким-то чёрным пятном прошлого, с подозрением от признаний: Кларисса приходила к нему ночами, во снах.
— Тебе нельзя бежать. Ты наконец вернул себе титул, должность, былое величие.
Хэвен убрал пальцы от лица девушки.
— Пусть так. Но что милость Федельм, что немилость Медб — как я ощущаю, одно и то же, никакой разницы. Душа моя не чувствует ничего нового.
— Хотела бы я сказать то же.
В дверь деликатно постучали.
— Идем, — Хэвен протянул ладонь девушке, затянутая в белую перчатку рука Зои дернулась на колене, но не поднялась, чтобы лечь на протянутые ей твёрдые пальцы. — Твой принц ждёт тебя.
— Чтобы перестать быть принцем.
Генерал всё понял без слов.
— Я пойду сама. Но дай мне минуту.
Ровно столько, чтобы вздохнуть — как в последний раз перед погружением в пучину морскую. Этот последний глоток воли — слаще всего на свете.
На Земле невесте бы ещё дали в руки букет, но во Дворах не было так принято. Зоя надела туфли и вышла из своей комнаты. Голова у нее кружилась так, что пару раз пришлось схватиться за стену, дабы не упасть. Служанки не провожали её, девушка шла по безлюдным коридорам резиденции Натаниэля в одиночестве. Платье ещё пахло Медб… да, до куклы в белоснежном наряде выходила замуж прекрасная фея. Вот только рукава пришлось отпороть: расставить платье так, чтобы в него поместились выдающиеся плечи Зои, было непросто.
Отправился ли Хэвен в тронный зал, чтобы посмотреть на свадьбу, задавалась вопросом невеста, и что он на самом деле думает о её бракосочетании? О её согласии на брак? Что?! Пожалуй, это было единственное, что волновало её на этот момент. Все прочие мысли, стремления — и чувства — отмерли и испарились. Ещё после гибели Айкена слишком многое потеряло прежний смысл. Теперь Зое было странно, неловко, но в глубине души почти безразлично, стать ли ей женой Карла, которого она любила несчетное количество лет назад, и королевой Неблагого Двора, или коротать дни в темнице с Габриэлем.
Зоя замерла у ведущих в тронный зал дверей с поднятой рукой. Но так и не толкнула покрытое белым лаком дерево. Габриэль. Помимо Хэвена, ещё и
