находиться слишком далеко от Пакса на случай, если что-нибудь случится, поэтому я решила спать здесь, а не на кровати Раффа. Медсестра в больнице предупредила меня о возможных припадках перед отъездом, и с тех пор я беспокоюсь о них.
Не хочу быть слишком оптимистичной, но похоже, что он наконец-то поворачивает за угол.
Он отодвигает одеяло, под которым дрожал последние два дня, ниже по ногам и напряженно качает головой.
— Каждый дюйм моего тела болит. У меня такое чувство, словно меня сбил поезд, но в остальном я великолепен.
— Я знаю, ты этого не чувствуешь, но ты выглядишь и звучишь намного лучше, чем вчера в этот раз, — не знаю, помнит он или нет, но между рвотой в миску, которую я нашла на кухне, у него были галлюцинации. Он думал, что я его мама почти четыре часа, и каждый раз, когда он звал ее, мое сердце разбивалось из-за него еще больше. Я не поднимала эту тему и не думаю, что когда-либо буду. Это печальное воспоминание, которое ему не нужно носить с собой.
Закрыв глаза, он стонет и уткнулся головой в подушку, которую я принесла из его комнаты.
— Если это так, то я даже не хочу знать, как я выглядел вчера, потому что я мельком увидел себя в зеркале, когда помочился, и это было некрасиво.
— Ты выглядел лучше, — поддразниваю я, наслаждаясь этим моментом легкомыслия. У нас такого не было очень давно. Впервые с тех пор, как вернулась, я слышу в его голосе хоть какое-то подобие юмора. Это дает мне надежду, что тот беззаботный мальчик, которого я помню, все еще где-то здесь.
— Знаешь что? Отвали. Ты тоже не выглядишь слишком сексуально.
Сегодня утром, когда Пакс спал, мне наконец удалось принять душ, но я оставила волосы высыхать на воздухе, заплела небрежную косу и не стала наносить макияж. Темные опухшие круги под глазами все еще были видны сквозь фунт консилера, поэтому я даже не пыталась их скрыть. На мне леггинсы и одна из черных толстовок Рафферти, которая поглощает меня целиком. Белые носки, доходящие до голеней, дополняют гламурный образ.
— Это справедливо, — признаю я, застенчиво поглаживая пряди волос, выпавшие из моей косы.
Уголок его рта, сторона с двумя одинаковыми черными обручами на губе, поднимается в нерешительной улыбке, но она быстро переходит в гримасу. Я жду минуту, чтобы он что-нибудь сказал, но он молчит, погруженный в свои мысли.
— Что происходит в твоей голове?
Распахнув глаза, он смотрит на меня.
— Мне просто интересно, как я позволил себе дойти до этого момента. Все началось с того, что я просто хотел расслабиться. Знаешь, я просто оторвался от реальности, и потерял контроль. И я ненавижу то, что сделал. Я никогда не хочу возвращаться к этой нижней точке, но не знаю, как этого не делать, — он делает паузу, глубоко выдыхая. — Но я также… рад, что мне больше не нужно держать это в секрете от Раффа. Мне следовало сказать ему раньше, и мне жаль, что я этого не сделал. Я знаю, что сохранение моей тайны сделало с вами, ребята.
— Ты должен перестать извиняться, Пакс. Это то, что тебе никогда не придется делать для меня. Я знала, что делаю и сколько это будет стоить, и все равно сделала это. Счастливо. В любом случае, это больше не имеет значения, потому что мы все сейчас здесь. Все будет хорошо, — думаю, я пытаюсь проявить эту последнюю частицу, потому что камень в моем животе становится только тяжелее, чем дольше нет Рафферти.
Пакс не разделяет моих обнадеживающих взглядов.
— Я совершенно уверен, что мой брат где-то там и пачкает руки в кровь из-за меня. Ты правда думаешь, что после этого все будет хорошо?
Вот оно. Гигантский розовый слон-убийца в комнате. Теперь, когда Рафф знает, что сделал Адриан, он ни за что не оставит его в живых. Я не виню его в желании самому устранить своего отца, но я не хочу, чтобы он при этом подвергал себя риску. Он нужен Паксу здесь.
Он мне нужен.
Я только что вернула его и не готова его отпустить.
— Адриан находится в охраняемой тюрьме штата. Не то чтобы Рафферти мог прийти туда и записаться на экскурсию, — я не знаю, кого я пытаюсь обмануть или почему я пытаюсь заставить себя поверить, что это не совсем то, что он делает. Может быть, это потому, что, если его поймают, мне придется навестить любовь всей моей жизни через пуленепробиваемое стекло, а это далеко не идеальная ситуация.
— Ты знаешь моего брата. Ты видела, на что он способен.
Желудок у меня резко падает, и меня охватывает приступ беспокойства.
— Да… я знаю.
— П, просыпайся.
Встревоженный голос Пакса вырывает меня из прерывистого сна, которому я наконец-то поддалась, и мгновенно приводит меня в бешенство.
Я так быстро принимаю сидячее положение, что у меня кружится голова.
— В чем дело? Что случилось? С тобой все в порядке? — как словесная рвота, вопросы вылетают из моего рта. Сквозь тусклый свет комнаты я смотрю на него все еще размытыми глазами. — Почему ты одет?
— Роум написал мне, пока ты спала, — он обходит диван и хватает что-то с пола. Оно с грохотом приземляется у моих ног. Прищурившись, я обнаружила, что он бросил мне мои туфли. — Нам нужно идти.
Глава 41
Рафферти
Я получил работу Элайджи Хилла, отца Зейди, в тюрьме штата по двум причинам. Во-первых, чтобы я мог использовать Зейди, чтобы манипулировать Пози, и во-вторых, чтобы я мог следить за своим отцом и получать новости, если они мне понадобятся. Я никогда не собирался использовать его, чтобы помочь моему отцу выбраться из заключения, но вот мы здесь. Отчаянные времена и все такое.
Оказывается, с помощью Элайджи и некоторой помощи довольно упрямого надзирателя это оказалось не так сложно, как я думал.
Доктор Хилл тайно ввел лекарство, которое настолько замедлило сердцебиение Адриана, что у него сложилось впечатление, будто у него произошла остановка сердца. Судя по всему, Хилл продолжал «спасать жизни» до тех пор, пока начальник тюрьмы не разрешил приехать машине скорой помощи, чтобы забрать пациента. Если бы он не сотрудничал со мной, информация о его грязных делах в тюрьме была бы показана в завтрашних вечерних новостях. Прежде чем он успел бы набрать номер своего адвоката и попросить о помощи, федералы уже были бы у него в
