позвольте полюбопытствовать, откуда у вас такая уверенность?
И тут я понял, Куропаткин на меня серьезно обижен. И он мне не простит того злого умысла, что я пытался совершить. И прислав ко мне человека, сдержав, таким образом, свое слово, потребовал от него задушить любую мою инициативу. Миномет — к чертям собачьим, бесполезное изобретение. Тротил — заберем весь, что имеется, но производить запретим. Найдем кого-нибудь другого. Примерно этого я теперь ожидал, и, поняв истинное настроение полковника, я даже скривил морду, но попробовал тут же взять себя в руки. Все-таки не для себя стараюсь, для своей же страны.
— Ваше высокоблагородие, позвольте мне с вами не согласиться, — посмел я возразить и полковник удивленно уставился на неслыханную дерзость. — Все же, мои минометы принципиально новый тип вооружения и нынешние мортиры не идут с ними ни в какое сравнение. Позвольте вам продемонстрировать, так сказать, своими руками, — и, не дожидаясь разрешения, я подошел к самому мелкому калибру в двадцать пять линий. Или по метрической системе в 63 и пять десятых миллиметра. Такой, конечно, слабоват будет, но для отдельного взвода подспорье серьезное. И все заново, как школьник отличник перед строгим учителем стал рассказывать про все преимущества данного оружия. Про удобство его использования, про мобильность, про тактику применения. Показал и рассказал про сами мины, их начинку и про их осколочно-фугасное действие.
Полковник со своими сопровождающими слушали меня молча и, казалось, внимательно, но едва я закончил, Гончаренко скривил губы и, приподняв подбородок, безапелляционно сообщил:
— Это обыкновенная мортира! Оружие бессмысленное и для армии неподходящее. Все! И какое еще фугасное действие? Для боевых действий и поражения живой силы противника подходит только шрапнель.
И его сопровождающие согласно закивали головами. И, похоже, это был полный провал. Спор с полковником мог только усугубить ситуацию. Нельзя с ним спорить, с ним надо как с ранимой девушкой — лаской и терпением. И потому я задавил в себе готовое вырваться возмущение, а только лишь глубоко вздохнул и попробовал заново:
— Господин полковник, ваше высокопревосходительство, если вы позволите, то я бы хотел вам продемонстрировать опытные стрельбы. У нас все готово, и если бы вы согласились потратить несколько часов…
Но полковник меня раздраженно прервал на полуслове:
— Не стоит. Ваше изобретение бессмысленно и неэффективно. Чтобы понять это не нужно проводить никаких испытаний. Поэтому, господин Рыбалко, предлагаю на этом и закончить. Я увидел все что хотел, более ничем вы меня удивить не можете. Главное артиллерийское управление не заинтересовано в ваших мортирах. Комиссию по ним собирать бессмысленно. Поэтому, будьте добры отдать нам вашу взрывчатку и на этом мы с вами распрощаемся.
Что я еще мог сказать? Ничего! Одно только расстройство. Сам же все и испортил. Не будь нашего глупого покушения и, глядишь, Куропаткин бы не давал такую установку, а его человек не был бы так категоричен. В общем — провал.
Весь тротил я, конечно же, отдал. Тот, что имелся в малом количестве в подвале офиса. И после ухода полковника со злости распинал стеллажи в подсобке, разбил самым малым минометом, как простой дубиной ящики с муляжами. А потом и его самого швырнул в стену, вымещая бессильную ярость на бездушных предметах. Весь день потом ходил смурной и хмурый, пугая своих подчиненных и отбивая им всякую охоту со мной встречаться. Ходили как тени по коридорам и, казалось, даже не дышали.
В Новгород пришлось скататься на следующий день и передать десять пудов уже готовой к употреблению взрывчатки. Химики мои попали под надзор охранки, но оборудование по счастью у них не изъяли. Его мы отправили в нашу главную химическую лабораторию в Питере — там оно пригодится. А рецепт изготовления тротила я зажал, и делиться с военными отказался наотрез и весьма грубо. Им надо — вот пусть они и догадываются как надо делать. Или у немцев рецептуру покупают.
Мишка, когда узнал о моем обломе, лишь покивал головой, показывая, что другого решения он и не ожидал. И потому махнул на дебила из ГАУ рукой — война с японцами все расставит по своим местам и военные сами потом на нас выйдут. Оружие ведь и в самом деле очень эффективное и героическая оборона Порт-Артура это покажет. Ну а пока…, пока мы чуть притормозим это направление. На коротком совете было решено изготовить пять десятков минометов разных калибров и при моем отбытии в Порт-Артур забрать их с собой. Там-то они точно пригодятся. Там же я налажу производство тротила и боеприпасов. Если позволят, то легально, если нет, то Китай недалеко. Там после боксерского восстания творится черт знает что и можно хоть атомную бомбу делать — некому до этого нет дела. Только откупайся от местных властей взятками, да подарками. Ну а если они еще узнают, что боеприпасы изготавливаются против японцев в грядущей войне, то возможно сами предложат всестороннюю помощь. Японцев там очень сильно не любят.
Прошло несколько дней. Поп Гапон ко мне так и не явился. Я ждал его каждый день, думал как отвадить его от нашего профсоюза. Не находил себе места. Даже сходил на его проповедь и вот что интересно — он меня впечатлил. Худощав, высок, с причесанными назад длинными волосами и аккуратной бородкой как у Христа с икон он зажигал своих прихожан. Мастерски владел массой, проповедовал им с силой и пылом, способным зажечь самое заскорузлое сердце. Он чувствовал толпу и способен был дать ей то, что она хотела услышать. Недаром он прославился по Питеру — масса народа стремилась попасть на его проповеди. И даже мне стоило немалых усилий, чтобы оказаться поближе к нему. Он громко вещал с амвона почти не заглядывая в Священное Писание, воздевал руки к небу и к толпе, взывал к сильным чувствам праведного гнева и к обостренной справедливости. Стоит сказать правду — большевики врали и Гапон не выскочка. У него на самом деле имелся талант воздействия на людей. Такой заговорит кого угодно… даже Шабаршина.
Я дослушал его до конца, не посмел развернуться и уйти. Со всех сторон простой рабочий и городской люд, смотрели на Гапона снизу вверх, внимали его жарким словам. Он меня заметил, узнал, но не позволил себе сделать мельчайшую паузу и показать мне, что желает поговорить со мной. Наоборот, казалось, он даже увеличил ярость своей проповеди. Возвысил голос, взмахнул рукой и рубанул правду-матку из Писания:
— Да сказано же — «Кто затыкает свое ухо от вопля бедного, тот и сам будет
