быстро выхватив второй пистолет опустошила в дерево остатки патронов в обоих магазинах, стреляя с двух рук.
В моём пространстве появились и исчезли инородные тела. Каждое перед тем, как исчезнуть получило встречный импульс. Я лишь отчасти контролировал этот процесс. Крапива не попала по сосне ни разу. Если есть на нашей весёлой планете защитники сосен от несправедливых расстрелов, то они должны быть мной довольны.
Я же был доволен, что у меня открылась совсем новая и очень крутая способность.
Глава 22
Далее последовал ряд экспериментов.
Крапива стреляла мимо меня из пистолетов с разных дистанций, потом я спрятался за сосну потолще, которую пистолетный выстрел не пробивал. Моя новая способность защищала как меня, так и дерево. Крапива не могла попасть. Я влиял телекинезом на летящие пули.
Офигеть!
Нельзя сказать, что я их стал замечать, отслеживать и останавливать. Это происходило в автоматическом режиме. Единственное, чего я мог добиться в плане контроля, это отталкивать пули по желанию вправо, влево, вверх или вниз. Только надо было заранее решить, куда именно. На близких дистанциях телекинез срабатывал, но воспринималось это не как толчок, а как мощный удар. И не все пули я мог отвести. С расстояния десять метров, спрятавшись за толстенным стволом дерева, я не смог оттолкнуть несколько пуль, когда Крапива высадила весь магазин одной очередью. Некоторые угодили в ствол. Хорошо, что мы перед этим его проверили на пулестойкость, и я не огрёб ненужных ранений.
Проявление этой, очевидно, боевой способности заставило меня задуматься. Некоторые мои способности выглядят совершенно неразвитыми. Их надо тренировать и оттачивать, чтобы можно было эффективно пользоваться. То же Восприятие, например. Оно не работает автоматически. Я не могу поставить в уме таймер, чтобы сканирование запускалось раз в десять секунд. Я должен каждый раз делать это осознанно. Да, это входит в привычку, но эту привычку создаю я сам. Опустошение — тоже приходится концентрироваться и напрягаться. А вот мои боевые навыки — это мне досталось в готовом виде. Тот же рукопашный бой. Я могу ударить правильно поставленным ударом, мои руки, ноги, корпус действуют слаженно. Я не делаю лишних шагов ни при сближении с противником, ни при разрыве дистанции. Я знаю, как и когда выйти на удушающий. Знаю механику захватов и выхода из них. Я уверенно держу в руках режущее оружие и учитываю анатомию противника при нанесении ударов. Я знаю и умею то, чему никогда не учился и что не тренировал. Будто в меня загрузили базы данных под названием «рукопашный бой» и «бой холодным оружием».
А теперь эта способность сбивать пули… Это, как если бы у меня заработало приложение под названием «баллистический телекинез». Работает само. Само отслеживает траекторию движения пули и сбивает телекинетическим импульсом эту пулю с её траектории, если та летит в меня. Мне же остаётся только совсем немного участвовать в процессе. При желании я могу и не пользоваться этой способностью, тогда пули летят в меня и не отклоняются. Но стоит определённым образом сконцентрироваться, и эта штука начинает работать практически идеально сама по себе. То есть Крапиве достаточно спрятаться за моей спиной, и мы можем идти в атаку на пару стрелков, которые с расстояния пятидесяти метров опустошают в нас магазины автоматов. Примерно к таким выводам мы пришли после всех наших экспериментов. Меньшее расстояние грозило пропуском пули, как и большая плотность огня. В общем, странно: при относительно неразвитом телекинезе — без рук я жонглировать не могу — я отбиваю летящие на огромной скорости пули. Как так?
Тренировку мы приостановили по уже привычной причине: у меня пошла кровь из носа, что говорит о том, что сил моя новая способность жрёт немало. Когда попытались проделать тоже самое с Крапивой, то ничего не получилось. Её телекинез работал только под осознанным контролем и усилия создавал незначительные.
— Мне кажется, что я сейчас продолжаю получать подарки от себя прошлого. Как и ты с твоей стрельбой. Странно, что у меня на стрельбу никакой способности не разархивировалось. У тебя же, очевидно, что какие-то старые навыки распаковались.
— Да, получается, что-то мы нарабатываем практически с нуля, а что-то просто восстанавливается в готовом к употреблению виде.
— Ты ничего не вспомнила, кто ты такая из совсем далёкого прошлого?
— Нет. Так ничего и не высвечивается.
— У меня тоже.
— Ты лучше скажи, что насчёт захвата истребителя вы с Томом придумали, пока я в спячке была.
— Пойдём на корабль, расскажу. Только сначала Тома надо от дерева отстегнуть.
Мы собрались втроём на военный совет в кабине пилота. Том повесил перед нами большой экран и стал последовательно вводить Крапиву в наш план. Девушка задавала уточняющие вопросы, но в целом решила выслушать всё от начала и до конца, не подвергая раньше времени наше творение активной критике. Какое-то время она молчала, после чего поинтересовалась:
— Том, в этом плане много пунктов, назови мне те два единственных, которые придумал Маугли.
«Э! Ну чего ты сразу?! Я хорошие планы придумываю!»
— Захватить базу с Истребителем и атаковать доктора Ри, — ехидно улыбаясь ответил Том.
— Я примерно так и думала. Мне самой к этим двум пунктам добавить нечего. В принципе, всё понятно. Мне никакой активной роли, кроме как быть на подхвате, не отведено, по плану вопросов нет. Когда вылетаем?
— Завтра утром. Сегодня отдыхаем.
— Согласна. У меня слабость и голод периодически накатывают. Я завтра в лучшей форме буду.
— Том, тебе что-то ещё надо? — поинтересовался я.
— Нет.
— Тогда я тебя запру в карцере. Что-то возьмёшь с собой?
— У меня там всё есть, — улыбнулся пилот.
На нашем новом корабле обнаружился и карцер. Том сам мне его показал. Рядом с багажным отсеком располагалась клетка из толстых прутьев площадью два на два метра с крепкой кушеткой, к которой в комплекте шли мощные зажимы. К кушетке я Тома не приковывал, а вот клетку закрывал на ночь. Причём закрывал, приковывая дверь наручниками, так как помнил, что раз Том знает коды, то в принципе может приказать системам корабля открыть все электронные замки. Том, кстати, это подтвердил. За эти три дня, что мы ждали пробуждения Крапивы, я на ночь закрывал Тома в карцере, а днём, если мне надо было потренироваться подальше от лишних глаз, оставлял его привязанным к какому-нибудь дереву. Несмотря на заверения Тома в дружбе, верить ему мы
