Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
она хочет. А хотела она одного: чтобы Рома учился самостоятельно меня наказывать.
Кот, кстати, прожил долгую жизнь и умер от старости, не подозревая, что был чьим-то оружием и средством манипуляции.
У Ромы не было шансов противостоять Нонне, и он сдался. Он выключил в себе все чувства и превратился в ее послушного цепного пса, готового разорвать меня в клочья.
Я никогда не ненавидел их по-настоящему, хоть кричал им о своей ненависти не один раз. Просто не мог: я слишком отчетливо помнил, какими мы все были раньше, до смерти папы.
Нонна была моим самым близким человеком, я верил каждому ее слову. И если она говорит, что я чудовище, я разрушил ее жизнь, значит, так и есть. Вслед за ней я считал себя плохим, недостойным любви. Я во всем винил себя, даже не понимая, что сделал. Я ненавидел и презирал себя.
Я очень хотел стать хорошим. Но, наверное, лет в одиннадцать понял: что бы я ни сделал, это не изменит маминого ко мне отношения. И вообще я начал замечать, что что-то не так с ней, с Нонной. А не со мной. Тогда пришел гнев. Я пытался сопротивляться. Но сделал только хуже. Я еще сильнее злил Нонну, и ее наказания становились суровее.
Нонна требовала от Ромы отчетов. Ей всегда было мало издевательств, она никогда не была довольна. Тогда Рома врал, дополнял рассказ тем, чего на самом деле не было. Но мама чувствовала, когда он лжет, — может, по Ромину бегающему взгляду и суетливым рукам, а может, я выглядел недостаточно сломленным. Нонна снова прибегала к наказаниям. Рома понял, что лгать нельзя. Нужно делать так, как хочет мама.
Скоро Роме больше не требовалось угроз, он и так все выполнял. Именно тогда у мамы вошло в привычку давать мне «лекарство» из бытовой химии. Они с Ромой вливали его в меня через воронку. Иногда у меня получалось выблевать хотя бы часть этой отравы, пока организм не успел ее переработать. Я брал зубную щетку, засовывал в рот, давил на корень языка. Не с первого раза, но получалось. После этого я чувствовал триумф. Мне будто удавалось выиграть у мамы в карточную игру, когда у нее на руках были все козыри.
Мои чувства куда-то ушли, скрылись глубоко-глубоко. Я старался не думать о том, что со мной делают, жил только будущим, это спасало. Но я знал: если только я дам себе волю… Эти чувства, сильные и болезненные, снова выйдут на поверхность.
Что-то изменилось, когда я нашел работу и стал приносить деньги в семью. То ли мама поняла, что калечить свою дойную корову неправильно, то ли ее старые обиды на отца стали все же проходить, но наказания случались все реже и реже. А особо жестокие, вроде «лекарства», прекратились.
Я ничего не знал о том, что Нонна дрессировала Рому, как бойцового пса, и что именно она сделала его жестоким. Я слушаю брата и неотрывно смотрю на него. Рассказывать ему больно, слова даются тяжело. В глазах — вина. Я не узнаю́ его.
Рома до смерти папы и после — это для меня два разных человека, и первого я только смутно припоминаю. Привык к тому, что на месте моего любящего брата оказалось чудовище. Но сейчас… Он снова стал кем-то другим.
И как теперь к нему относиться? Я никогда не смогу полюбить его заново, как любил когда-то. Пока я даже не готов его простить.
До суда я живу у Нонны. Забирать меня раньше не имеют права, хотя и сотрудники опеки, и Катерина Николаевна очень бы хотели сделать это раньше.
Нонна и Юра больше меня не трогают: боятся. Нонна даже разрешила мне вернуться на учебу. Но психологические издевательства не кончаются. Нонна постоянно изводит меня. Повторяет, что у меня не выйдет уйти, я привязан к ней, я обречен. Суд она выиграет, и тогда я отплачу ей за все: за каждый седой волос, за каждый потраченный на адвокатов рубль, за все ее нервы и время. Она говорит это тихо и зловеще, приблизившись ко мне почти вплотную, будто боится скрытых камер и жучков. Но ничего такого в квартире нет.
Каждый раз, когда я слышу это, все внутренности скручивает в узел от страха. Я понимаю: если мы проиграем суд, к Нонне я не вернусь.
Я лучше умру.
* * *
Мы выходим из здания суда. Я ступаю так, словно я легче воздуха. Меня переполняют энергия и радость. Воздух невероятно свежий, чувствую себя опьяненным — как там, на острове, с Яром. Но между тем каждый шаг я делаю очень осторожно: будто иду по стеклянной крыше, которая в любую секунду может подо мной обрушиться.
Сегодня суд лишил Нонну родительских прав. И сделал Катерину моей попечительницей. Впереди еще один суд — он уже вынесет решение о моем усыновлении.
Не верится, что все кончилось. Я жду, что из двери в любую секунду выйдет либо судья, либо адвокат Нонны, либо еще кто-нибудь. Скажут: «Это была ошибка. Вскрылись новые подробности, решение аннулируется, просьба всем вернуться в зал суда». Так что я настороже: жду худшего. Я парю в воздухе, но все еще прикован цепью к гире.
Катерина и Яр идут рядом. Катерина чувствует мое настроение. Мягко обнимает, тепло говорит:
— Ну чего ты? Теперь все хорошо, все осталось в прошлом, Дань. Я обещаю.
И я знаю: ей можно верить.
— Даня! — слышу я за спиной.
Этот голос будто пригвождает меня к земле, чувство невесомости исчезает. Я в страхе оборачиваюсь и вижу Рому. Он топчется у входа, вид у него растерянный.
Что мне делать? Вопросительно смотрю на Катерину.
— Поговори с ним, — советует она. — А мы подождем тебя в машине.
Видимо, на моем лице отражается паника, потому что она добавляет:
— Все хорошо. Мы рядом. Будем наблюдать за тобой каждую секунду.
Я подхожу к Роме. Он кивает на лавочку неподалеку:
— Давай отойдем.
Лавочка в кустах под кленом, скрыта от чужих глаз. Мы проходим к ней по опавшим листьям. Они шуршат мне: «Уходи. Не слушай его. Не ведись».
Меня немного беспокоит то, что Катерина с Яром не могут меня тут увидеть. С другой стороны… Нонна тоже тут меня не заметит. А именно Нонну, а не Рому я сейчас боюсь. Вдруг она захочет мстить? Она просто безумна. Я думаю, что сейчас она и убить меня может.
Рома достает пачку сигарет, закуривает. Смотрит перед собой, а я упрямо
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
