казался матовым от инея, само собой, отдали капитану. Твердо усвоив писательские уроки, Дугин решил сварить некоронованного владыку класса членистоногих на отработанном высокотемпературном пару. Приправ, разумеется, никаких, только кипящее сливочное масло, по-ньюбургски. Ради такого дела не грех запустить аварийный котел. Проверить, какой он может дать пар.
Но привычные заботы вскоре отвлекли от лукулловых мечтаний. Ближайшим вечером будет явно не до застолья, а что потом может случиться, один аллах ведает. Даже задумываться не стоит: сперва надо шторм пережить.
Короткий отдых, который позволил себе капитан, нарушил первый помощник, заглянувший полюбоваться на омара.
— Дайте хоть посмотреть, — напрямую заявил он, сделав недвусмысленный нажим на слове «хоть». — Давненько они мне не попадались. Последний раз, помню, Туччи в Неаполе угощал. Вку-усно!
— Ладно вам, Иван Гордеевич, — несколько принужденно улыбнулся капитан. — Пусть себе лежит в морозилке. Без вас не съедим.
— Так я не про то…
— А я про то. Бутылку компари выставлю перед Гибралтаром, если все кончится благополучно.
— Да на кой ляд она сдалась, эта горечь?! Лучше «Столичную» под винтом. А? Крабы особенно хороши под водочку. Валютная закусь!
— Омары, Иван Гордеевич, омары.
— Один черт! — Горелкин зачем-то притопнул и залихватски взмахнул рукой. — До чего же все-таки подвезло нам с этим рыбачком. Хорошие ребята!
— Они тоже в накладе не остались, — проворчал Дугин, мысленно соглашаясь с Горелкиным. — А вообще-то здорово, приятно как-то особенно. Может, скажете несколько слов перед фильмом? Про родной флаг? Одним словом, сами понимаете.
— Обязательно, — согласно кивнул Горелкин. — Сижу тут, а на душе праздник, будто на родине побывал. Сегодня и проведем политбеседу.
— Собственно, так оно и есть.
В каюту заглянул стармех.
— Разрешите, Константин Алексеевич!
— Еще один пожаловал, — капитан со значением подмигнул Горелкину. — Вас что, тоже мой омар волнует или опять в машине что стряслось?
— В машине все по-прежнему, — покачал головой Загораш. — Токарь наш пропал, Константин Алексеевич, — едва шевеля губами, выдохнул он, — Геня.
— То есть как это пропал? — с ходу завелся мастер. — Вы в своем уме, Андрей Витальевич? Что значит пропал?
— С утра его не видели, — робко пояснил стармех. — И на обед тоже не вышел.
— Я вроде видел его, — Горелкин нахмурился, припоминая.
— Да погодите, Иван Гордеевич! — нетерпеливо отстранился капитан. — А вы давайте по порядку. Кто поднял тревогу?.. Да не маячьте перед глазами — вон кресло.
— Я поднял, — трудно сглотнув, кивнул Загораш. — Но лучше действительно по порядку, — он на мгновение замолк, отрешенно уставившись на парусник «Фермопилы» в новой рамке. — С утра я дал ему задание выточить вкладыш, а потом он исчез, пропал, одним словом, потому что незаконченная деталь так и осталась в патроне. Такого за ним раньше не водилось. Может, отлучился куда? По всему видно, что думал вскоре вернуться, но не вернулся…
— Это все?
— Вдруг его за борт смыло, Константин Алексеевич.
— Чем смыло? Святым духом? Поглядите на море, — Дугин кивнул на иллюминатор. — Разве это волна?
— Какая там волна, — досадливо отмахнулся Горелкин. — Вспомнил, где видел вашего Геню, — он хлопнул себя по лбу, — по палубе слонялся, голубчик, вот где. Под окошком своей Дульцинеи.
— Какой еще Дульцинеи? — яростно закусил губу капитал.
— Ну, Сильваны Пампанини, — рассыпался мелким смешком Иван Гордеевич, — секс-бомбы нашей. Он там частенько прохаживается.
— В самом деле? — думая о чем-то своем, машинально спросил капитан.
Загораш и глазом не повел в сторону Ивана Гордеевича. Только вытер платком внезапно вспотевшие руки.
— Схожу-ка я к этой цаце, — нехотя поднялся Горелкин. — Может, он у нее застрял? По всему видно, уговорил он ее.
Стиснув зубы, Загораш медленно распрямился в кресле, ощущая, как прилипает к спинке ставшая горячей и влажной сорочка. Он и сам не понимал, что мешает ему вскинуться и резким ударом сбить Горелкина с ног. Или все-таки понимал, потому что в глубине души знал, что никогда такого не сделает.
— Постойте! — Дугин повелительно вернул Ивана Гордеевича. — Мне нет дела, — зло отчеканил он, — до того, кто с кем и почему. Вам понятно?.. Всех, кто сегодня его видел, ко мне!
— Хорошо, — обиженно вскинул плечи Горелкин. — Коль вы так считаете…
— Да, считаю… — тряхнул головой капитан и пригладил рассыпавшиеся волосы. — Будьте готовы к перемене курса, Андрей Витальевич, — кивком отпустил он бледного от волнения Загораша. — Если токарь не отыщется, придется повернуть. Другого выхода не вижу. Хотя ни на грош не верю, что такой шмындрик способен продержаться на воде. Не та закваска…
АВАРИЙНЫЙ ЛАЗ
Едва по судну разнесся усиленный до пределов слышимости голос Ивана Гордеевича, Дикун кинулся в аварийный лаз. Он сразу все понял и подосадовал, что связался со слабаком. Иди гадай, что с этим Геней приключится несчастье и он застрянет в железном колодце, где, кричи не кричи, никто не услышит. Не обнаружив тележки на месте, Дикун засеменил на корточках, изредка припадая на руки, когда терял равновесие в спешке. Только увидев у шестьдесят третьего шпангоута свежезаизолированный кабель, он встревожился теперь уже по-настоящему. Вот тебе и ажур. Стало до слез обидно, что все, чего достиг упорным трудом и терпением, пойдет прахом из-за какого-то пустяка. Ведь ничего не стоило перед тем, как завалиться на боковую, разыскать этого недотепу. А еще лучше самому было слазить в туннель, а не корпеть в горячей кладовой, дыша всякой дранью. Горелкин даже спасибо не сказал за фотографии. Принял, как должное, и тут же уселся сочинять нравоучительные подписи. Тоска и горькая обида на собственную беспросветную глупость разом обрушились на Дикуна. Утратив сноровку, он скоро выбился из сил и уже не пробирался, а полз по туннелю, рассаживая колени и локти об острые углы. Дыхание сделалось прерывистым и неглубоким, словно у загнанной лошади, готовой пасть при первой же остановке. Торопясь поскорее добраться до лаза, он едва ли сознавал, что самое страшное, возможно,
