он. — Я должен был довериться своим инстинктам и держать тебя рядом с собой. Не потому, что я сомневаюсь в тебе, — быстро уточняет он. — Что-то было не так. Какая-то часть меня знала, что твоя мать и дядя попытаются причинить тебе вред. А если бы я заставил тебя остаться в замке? Женщины и дети были бы мертвы… ты была бы мертва.
— Но я ненавидел себя не поэтому.
Он движется прямо передо мной, и у меня нет выбора, кроме как посмотреть ему в глаза. В животе у меня что-то ёкнуло от его сосредоточенной решимости.
Он проводит большим пальцем по моему подбородку.
— Я слишком долго ждал, чтобы сказать тебе. Я уже давно знаю, что чувствую. Возможно, даже с тех пор, когда Рон пришёл сообщить мне о твоём решении освоить езду на упряжке, — он хмурится. — Конечно, я не сразу признал это. И потом отрицал, пока мне не сказали, что ты сбежала из замка. Тогда я подумал, что уже слишком поздно.
Я качаю головой.
— Джован, что ты…
— Я люблю тебя.
Я застываю, уставившись на Короля Гласиума немигающим взглядом.
— Ч-что?
— Тебе было трудно смириться со своими чувствами ко мне. А я не знал, что ты всё ещё чувствуешь к Кедрику. Ты не представляешь, как это мучило меня — ревновать к брату. Я не хотел перегружать тебя.
Я закрываю рот, понимая, что он говорит бессвязно. Он захлопывает рот.
— Ты ненавидел себя, потому что любил меня и не сказал мне? — спрашиваю я, не смея ещё радоваться.
Он медленно опускает голову.
По мне распространяется тепло. Что-то неописуемое и радостное. Неважно, что я едва могу пошевелить пальцем, потому что я пылаю изнутри. Это жидкая храбрость. Лучше, чем любой напиток, который я пробовала. Он обнажил себя передо мной. Я вспоминаю последние мгновения перед тем, как потеряла сознание, и мучительно прочищаю горло.
— Кровь покидала моё тело, но боли не было. Тогда я поняла, что умираю. Я не контролировала свои мысли. Я помню, что в моих мыслях были мои братья и другие.
Я смотрю чуть ниже его глаз, затем заставляю себя посмотреть прямо на него. Делать это почти больно. Он здесь, прямо передо мной. Несмотря на всё, что произошло, я всё ещё чувствую себя самым счастливым человеком на свете.
— Но я помню, что моей последней мыслью было сожаление. Что я никогда не увижу тебя и никогда больше не прикоснусь к тебе, — говорю я.
Я провожу пальцами по его волосам до плеч. Сколько раз я хотела это сделать? Почему я потратила так много времени?
— Что ты никогда не узнаешь, что я чувствовала… Я никогда не испытывала такого отчаяния.
— И что ты чувствуешь, Лина? — надавливает он, сжимая объятие.
Я перевожу взгляд на свои колени.
— Я поняла, что не должна принимать ни одно мгновение как должное.
Я делаю глубокий вдох и позволяю своей маске соскользнуть. Я позволяю ему увидеть всё.
— Я чувствую то же самое, Джован. Я… тоже люблю тебя.
Я робко поднимаю глаза, услышав его резкий вдох. Его ухмылка по-мальчишески лучезарна. Он чувствует ту же невесомость, что и я. Его лицо — отражение моего собственного.
Он наклоняется и целует меня, лишая меня всех мыслей и воздуха. Я беру столько же, сколько отдаю, и этого недостаточно. Никогда недостаточно. Мы целуемся так, будто никогда больше не увидимся, а может, это потому, что мы обрели ещё один момент, когда казалось, что всё потеряно. Может быть, Джован знает, что наши дни сочтены. Он нужен мне, а я нужна ему.
Я издаю болезненный писк, когда мои губы трескаются. Джован отпускает меня, со стоном прижимаясь лбом к моей голове.
— Прошу прощения. Я забылся, — выдавливает он. — Этот поцелуй был…
Я облизываю губы, онемевшие от боли.
— Да, — шепчу я. — Был.
Я отодвигаю его голову от своей, чтобы снова получить доступ к его губам.
В конечном счете, он отступает.
— Не искушай меня, любовь моя. Садра убьёт меня собственными руками, если я воспользуюсь твоим состоянием, — шутит он, но я вижу в его глазах беспокойство.
Мой желудок переворачивается от его непринужденного использования слов «любовь моя». Если бы у меня была возможность удержать этот момент навсегда, остаться в его объятиях и забыть об окружающем мире, я бы сделала это. Сейчас я могу притвориться, что у нас есть совместное будущее.
— О чём ты думаешь? — спрашивает он.
Я трусь ухом о его грудь, чтобы избавиться от его щекочущего дыхания.
— Что мы должны сбежать, — честно говорю я. — Но это не сработает.
Он смеётся.
— Почему?
Я моргаю, глядя на него слипающимися глазами.
— Ты слишком большой, чтобы спрятаться, — зевая, говорю я.
Его смешок посылает приятные вибрации в моё тело.
Я послушно глотаю, когда он отстраняется и снова направляет струйку воды в моё горло. Я отмахиваюсь от бульона. Его запах заставляет мой желудок подниматься. Наконец, я сдаюсь и просто закрываю глаза. Он целует мой лоб, глаза, потом рот, когда я откидываю голову назад, требуя этого. Никто и никогда не заставлял меня реагировать так, как он. Это и есть любовь.
— Я должен вернуться к своему совету, хотя каждая частичка меня желает остаться здесь, — говорит он в мои волосы.
Это должно быть повсюду. Я снова хочу быть чистой.
— Моим людям нужен их Король.
— Скольких ты потерял? — мягко спрашиваю я.
— Пятьдесят шесть мужчин здесь, тех, кто охранял замок, трёх женщин из Внутреннего Круга, которые пытались сбежать от Элиты, и никого на Великом Подъёме.
Мои глаза распахиваются.
— Никого? Что случилось? — выговариваю я.
Я гадаю, кем были те три женщины. Если бы они только подождали немного дольше. И я знала о мужчинах, видела их тела, сваленные на крыше.
— Они просто стояли там день и две ночи. Теперь мы знаем, что они ждали сигнала от Элиты, — он потирает челюсть.
— Они прошли весь путь через Оскалу, а затем повернули обратно, потому что не загорелся огонь? — медленно спрашиваю я.
Джован пожимает плечами.
— Кроме того появились Ире. Солати, возможно, всё же вступили бы в бой с моей армией, несмотря на неподанный сигнал, но думаю, что Ире были слишком непредсказуемым фактором и сильно перевесили шансы в нашу пользу. У меня не было возможности отделить конечности от тела твоего дяди. На третий день Солати начали отступать через Оскалу.
Я устраиваю мозговой штурм вслух.
— Интересно, это уловка, чтобы мы последовали за ними в Осолис? Солати всегда выигрывали битвы на нашей родной земле.
— Я пока
