Чарльз, не прощаясь, исчез.
Уильям замер, снова ощутив присутствие Дэйзи совсем рядом. За разговором с Чарльзом он смог отвлечься от этого, хотя и не позволял себе лишних слов, зная, что она всё слышала. Но теперь не спешил вернуться в дом. Уильям не представлял, как она отнесётся к услышанному после его издевательского напоминания об убийстве Джона. Дэйзи жила с этим всю сознательную жизнь, ненавидя вампира. Это не могло исчезнуть бесследно.
Скорее всего, Дэйзи будет только рада возможности прожить в мире, где не будет его.
Она продолжала прислоняться к двери, и вампир отчётливо слышал, как часто билось её сердце. Возможно, Дэйзи не так уж и нравился получившийся исход, каким бы благополучным для неё он ни был. Всё-таки она явно уже чувствовала к Уильяму что-то настолько великое, что ещё не сознавала сама. Но он безошибочно определял любые намёки. Это больше не было простым физическим влечением с её стороны. И всё изменилось даже не во вчерашний вечер.
Скорее всего, сейчас её терзали противоречивые чувства. Прислонившись к двери со своей стороны, Уильям словно прикоснулся к Дэйзи, несмотря на на деревянную перегородку между ними. Она это почувствовала. Он точно знал.
И тут же понял, что не мог больше находиться здесь. Не был готов прощаться навсегда. Не хотел и не смог бы. Уильям предпочёл бы не думать, что впереди вечность без неё…
Целая бесконечность. Вереница лет, веков, тысячелетий. Он либо сойдёт с ума, либо озлобится, превратившись в выплёскивавшего разрушительную боль садиста, как Энтони. Уильям знал, что никогда не обретёт покой, забудет про безмятежность; не сможет жить, как прежде. Но что делать? Жизнь Дэйзи слишком ценна. А на данном этапе, когда она пока только начала раскрываться навстречу, не было надежды, что захочет стать одной из них, чтобы быть с ним. Дэйзи всю жизнь презирала его сущность. Она скорее бы умерла, чем согласилась на такое. И не раз давала это понять. А изменить её отношение можно было только ненавязчиво, постепенно. Чарльз не оставил на это времени.
Уильям резко отошёл от двери. Он проведёт оставшийся вечер и ночь где-нибудь подальше отсюда. Дэйзи сейчас в безопасности: вампир предусмотрительно распорядился, чтобы её не выпускали из дома. Если начать привыкать жить без неё, то лучше с этой же минуты… Решимость Уильяма поступить правильно могла бы ослабнуть, если бы Дэйзи сейчас приняла его. Слишком уж хотелось обнадёжиться.
***
Ночь надвигалась неумолимо. Убивая время в бессмысленных скитаниях по местным окрестностям, Уильям так и не смог скрыться от себя и собственных стремлений. Очень скоро он послал все благородные мысли к чёрту, успешно убедив себя, что ничего не случится, если поддастся слабости побыть сейчас с Дэйзи. Не было причин ограничивать себя. В конце концов, у них оставались лишь сутки, уже даже меньше. И Уильям больше не собирался терять ни минуты.
Он сразу почувствовал её. Похоже, Дэйзи ещё не пришла в себя, по-прежнему пребывая в отрешённом смятении. Она неподвижно сидела на кровати в своей комнате, пустым взглядом уставившись на стену перед собой. Причём вокруг была полная темнота, хотя Дэйзи всегда боялась мрака. Об этом она сама ему сказала — в ту ночь, когда Уильям впервые поцеловал её.
— Почему ты сидишь в темноте? — спросил он, в ту же секунду зажигая свет.
Дэйзи дёрнулась, как от удара, бросив на Уильяма странный затравленный взгляд. Вряд ли она вообще слышала его вопрос. Врасплох её застал свет, и только он, это стало ясно.
Особенно, когда Дэйзи наконец увидела Уильяма. Черты её лица прояснились. На какое-то мгновение их озарила радость, смешанная с удивлением и растерянностью. Затем Дэйзи расслабилась, но лишь на какие-то секунды. Она почти сразу вернулась в напряжённое состояние. Теперь её взгляд поражал отчаянной тоской и глубиной, но в то же время настораживал холодной обречённостью. Непривычное ощущение — видеть её такой. Даже после всего, что между ними было, когда, казалось, Дэйзи испытала максимальные пределы эмоций.
— Ты заблокировал замки и велел прислуге не выпускать меня из дома, — обвинительно заговорила она, будто и не было его вопроса.
Хотя ответ перестал быть нужен. Уильям только усмехнулся неуместному укору, выдающему её.
— Верно, и, как оказалось, не зря, — без осуждения поддел он. — Зачем ты пыталась выйти?
Дэйзи украдкой бросила взгляд в его сторону, и её сердце снова мучительно сжалось. Сразу вспомнился приговор Чарльза, на который Уильям добровольно согласился, чтобы спасти её…
Ещё сегодня утром она была полна решимости начать новую жизнь, перечеркнуть всё прошлое, которое в первую очередь олицетворял он. Почему теперь мысль, что ещё чуть-чуть, и они действительно расстанутся окончательно и навсегда, причиняла столько горечи, что стало трудно дышать? Столько горечи, что разрывала изнутри, опустошая и лишая сил.
А видение, как ещё недавно ненавистный вампир будет мучиться от жажды, боли и одиночества, терзало так остро; словно Дэйзи проживала всё это сама, причём уже сейчас.
Она не думала о причинах таких ярких и сильных переживаний. Ей хватало их наличия, чтобы полностью раствориться, захлебнуться, утонуть.
— Хотела найти тебя, — когда пауза начала давить, вымученно проговорила Дэйзи.
Наверное, прошло уже больше минуты после его вопроса. Время тянулось мучительно медленно, в то же время будто не существуя вовсе. И всё же странно, что Уильям не нарушал тишину, выжидая.
— Почему?
Вопрос сразу вернул её в реальность. Слишком требовательно. Обезоруживающе откровенно. Ей не скрыться ни от него, ни от себя.
Сердце Дэйзи часто и больно заколотилось о рёбра, лёгкая дрожь заполняла тело, отдаваясь мучительным волнением. Он ждал её слов — неужели не понимал всё сам? Ведь всегда мог. Дэйзи не сомневалась, что Уильям чётко определял любые её чувства и порывы. Даже лучше, чем она сама.
Значит, он хотел, чтобы Дэйзи окончательно сдалась. По-настоящему, полноценно, отрезая все пути назад. Она точно знала: если сделает этот решающий шаг — ничто уже не будет прежним.
Почти одновременно, чуть ли не сливаясь, перед глазами предстали две яркие, ужасающие и живые картинки. Мучавшее её одиннадцать лет видение убийства брата Уильямом и вампир, лежащий в заброшенном мрачном склепе, закованный в серебряные цепи, иссохший и измученный.
Жизненно важными вдруг стали два несовместимых желания: обнять его, пытаясь отвлечь обоих от прошлого и будущего, и — бежать отсюда, не оглядываясь, прочь, как можно дальше и безвозвратно.
Уильям приблизился — не настолько, чтобы сбить с толку, но достаточно, чтобы вывести из оцепенения. Дэйзи тут же встала. Не глядя на него, прошла мимо, в другой
