Книга Ночные твари - Виктор Метос

Такер Фарр смотрел, как медсестра проверяет швы у него на плече. Они чесались, а когда он провел по ним пальцем, ему показалось, что это застежка-«молния». Скальпель, которым резал его тот психопат, был такой острый, что, по словам врача, ему повезло, что рана оказалась совсем неглубокой.

Такер несколько раз жаловался на боль, и ему обещали поставить капельницу с обезболивающим.

– Попозже я еще зайду к вам, – сказала медсестра.

Когда она ушла, Такер откинул голову на подушку и взял пульт, чтобы включить телевизор.

Кейти и Хармони.

Твою мать!

Впрочем, минус два лишних рта. Брак с Кейти получился случайно: она была беременна, а ему было больше некуда податься. Никакой торжественной церемонии не было; ему сказали, что они официально поженились, только потому что долго жили вместе, он что-то подписал, и их объявили мужем и женой.

Хармони… Хармони ему будет не хватать. Она ни разу не навещала его в тюрьме, и Фарр усмехнулся, вспомнив выражение ее лица, когда он вернулся домой.

– Забыла меня на двенадцать лет, но теперь уж не забудешь, – объявил Такер ей через дверь, когда она в ту первую ночь заперлась в ванной.

Да, жаль. Но, с другой стороны, Хармони все равно уже стала слишком старой. А вот ее подружка, с которой она иногда встречалась… Как там ее зовут… Ума. Такер завороженно смотрел, как она в одном купальнике играла вместе с Хармони во дворе их дома. У нее были веснушки на плечах, и больше нигде.

Дверь открылась, и вошла другая медсестра. Такер уставился на татуировки у нее на руках.

– Кажется, кто-то заказывал обезболивающее, – сказала она.

– А то как же.

– Руку! – сказала медсестра, беря шприц и ампулу.

– Мне обещали поставить капельницу.

– Долго устанавливать. А вам, полагаю, хочется побыстрее.

– Это вы верно догадались, – усмехнулся Такер. Он долго и удовлетворенно выдохнул. – Хреновый денек выдался, это я вам точно скажу.

– Вот как? Что стряслось?

– А вы не слышали?

– Я только что заступила на дежурство, – медсестра покачала головой.

– Ну так слушайте. Меня захватил в заложники один больной дятел.

– Правда?

– Точно. Я вырвался от него, хорошенько его отметелив. Ему повезло, что он остался жив… Ой!

– Извините. Вены у вас трудно найти.

Такер почувствовал, как маслянистая жидкость теплом разливается по руке, медленно поднимаясь к плечу. У него закружилась голова, но внезапное ощущение полета, что ему так нравилось в обезболивающих, не приходило.

– Вы точно ввели мне достаточную дозу?

– В чем дело, вы ничего не чувствуете?

– Ощущения какие-то другие.

Медсестра пододвинула к койке табурет и села.

– Это очень интересный препарат. Будешь все чувствовать, останешься в полном сознании, однако твои мышцы не будут тебе повиноваться.

– Что?

Вздохнув, медсестра взглянула ему в глаза.

– Такер, ты меня не узнаёшь? Совсем не помнишь?

– А должен?

– А что, если бы мне было четырнадцать лет и я была бы в рубашке в белую и розовую клетку? Тогда ты меня узнал бы?

– Ммм, послушайте, мне как-то не по себе… Наверное, нужно вызвать врача.

Медсестра встала.

– Какое-то время все врачи будут заняты.

Такер раскрыл рот, но почувствовал, что не может произнести ни слова.

– О да, говорить ты не сможешь. Вероятно, так оно и лучше. Говорить буду я; что думаешь на этот счет?

Достав телефон, медсестра вывела на экран изображение. Это была картина. Та самая, которую ставил перед ним тот псих в подвале.

Такер попытался сопротивляться, схватить медсестру, спрыгнуть с кровати, закричать… однако тело ему не повиновалось.

– Ты держал меня в том подвале несколько месяцев. Держал ли ты так долго каких-либо других девочек? Я думала об этом каждый день. Знала, что рано или поздно ты меня убьешь, и это, пожалуй, было самым страшным. Ты возвращался, а я думала: «Сегодня последний день. Сегодня я умру». – Выдохнув, медсестра подошла к раковине и достала из карманов халата инструменты: скальпели, резиновые жгуты, иглу размером с перочинный нож.

– Я собираюсь удалить тебе внутренние органы, Такер. Один за другим. Все это время ты будешь оставаться в живых, потому что сердце я оставлю напоследок. Зашью тебе рот, а вот глаза оставлю открытыми. Хочу, чтобы ты все видел. Чтобы ты смотрел, как я это делаю. Затем, перед тем как вырезать тебе сердце, зашью и глаза. Но и после того, как я вырежу тебе сердце, твой мозг еще будет жить шесть минут. В течение шести минут я доставлю тебе столько боли и мучений, сколько по твоей милости довелось вытерпеть всем этим девочкам. И пока я буду это делать, ты не сможешь ни пошевелиться, ни крикнуть. Не могу представить себе более страшную смерть, а ты?

Такер снова попытался крикнуть, однако ничего не произошло. Глаза горели, потому что он не мог моргнуть, и единственным движением оставались вздымание и опускание грудной клетки и ток крови по венам и артериям. Такер никогда не чувствовал свое тело таким. Никогда не обращал внимания на то, как громко стучит его сердце.