На этот раз он добился слабой улыбки.
– Значит, ты знаешь толк в тюрьмах?
– Я повидал достаточно тюрем, которые не хотел бы посетить еще раз. – Рэп поклонился вновь.
– Но ведь ты пытался бежать.
– Надеюсь, вы понимаете, что я не хотел оскорбить вас, госпожа.
Она отвернулась и оглядела комнату.
Рэп пожал плечами. Да, он сделал попытку. По крайней мере, теперь Оотиана знала, что он не таит к ней злобы, а Рэпу казалось, что ей это небезразлично.
– Я скажу ему, что мы готовы, – объявил Распнекс.
Он прошагал к другой стене, где оказалась совсем ненужная дверь – массивная, покрытая искусной резьбой и инкрустированная золотыми символами. Гном распахнул ее, шагнул через порог и с грохотом захлопнул за собой дверь.
Но на галерее он не появился.
Чувствуя, как неприятный холодок прошел по его спине, Рэп осторожно спросил:
– Что это?
– Волшебная дверь. – Оотиана глубоко вздохнула. – Она ведет в Хаб. Рэп, все, что я могу посоветовать тебе, – будь как можно учтивее. Он очень обидчив. Идем.
Она отошла к дивану и села. Почему-то Рэп понял, что должен сесть рядом, и удивился собственной проницательности. Прошла целая вечность с тех пор, как он сидел так близко от красивой женщины. Он не припоминал, чтобы такое случалось после того, как он держал за руку Инос – в ту ночь, когда Джалон пел в замке, дома, в Краснегаре. В начале зимы, когда он работал помощником управляющего, он виделся и с другими женщинами, служанками из замка. Однако он не помнил ни одной из них. Никого, кроме Инос.
Ступая мягко, как кот, подбирающийся к мышиной норе, Маленький Цыпленок выбрал кресло рядом с Рэпом. Он откинулся на спинку и хищно улыбнулся. Не обращая на него внимания, Рэп снова оглядел комнату, гадая, что так пристально изучали оба колдуна. Ясновидение обнаружило странное мерцание, которое Рэп не мог объяснить.
– Гномы не любят роскоши, – вдруг заметила Оотиана.
– Что? Прошу прощения, я хотел…
– Волшебник Зиниксо может иметь все, что только пожелает. Он способен превратить песок в золото или сахарные головы – в алмазы. Но вырос он среди грубых, старых вещей, как и большинство гномов. Таковы уж их обычаи. Он неуютно чувствует себя, когда… окружен уютом. Ему нравится, когда вокруг разбросаны сухие листья.
Должно быть, она заметила, что Рэп изучает мебель в комнате – приземистую, тяжелую, но удобную. Только теперь он заметил места, где дерево поистерлось, а пружины выступали под обивкой – до сих пор мебель казалась ему роскошной. И, разумеется, повсюду были рассыпаны сухие листья – казалось, комната находится снаружи здания, а не внутри его. На полу в изобилии виднелся птичий помет.
– Там, где я вырос, не было сухих листьев, да и любых других тоже. – Он улыбнулся Оотиане, но она сидела слишком близко, и Рэп обнаружил, что полушария ее грудей вызывают в нем непонятное волнение. Рассердившись, он отвернулся и попытался обуздать ясновидение.
Оотиана ничем не выразила недовольства.
– А там, где вырос ты, гоблин, не было почти ничего, кроме листьев, верно? Или, может быть, сосновых иголок?
– Кто идет? – неожиданно спросил Маленький Цыпленок и насторожился.
Волшебник. Зиниксо, Хранитель Запада. Обращайтесь к нему «ваше всемогущество». И не вздумайте прикасаться к нему, иначе сгорите живьем.
Глаза гоблина расширились и стали почти треугольными.
Нервы Рэпа были слишком натянуты, чтобы выдержать зловещее молчание.
– Я познакомился с легатом Йоделло, госпожа, – выпалил он и тут же пожалел о своих словах.
Казалось, Оотиана вновь пристально вглядывается в зеркало на противоположной стене комнаты.
Рэп вздохнул.
– Простите. Я хотел сказать, по-моему, он не заслуживает… такой участи.
Оотиана холодно взглянула на него.
– Это он убил жителей деревни. Рэп кивнул.
– Но, по-моему, он сделал это… с добрыми намерениями, госпожа.
– Разве можно оправдать пытки и убийства?
– Не знаю, – с несчастным видом отозвался Рэп.
– Если хочешь знать, он сделал это ради меня. Да, это правда. – Вздохнув, она отвернулась. – А может, хотел спасти и остальных феери. Он сам так сказал, и я ему верю. – Она помедлила, расправляя складки платья на коленях. – Ты уже догадался, что здесь происходит? Волшебник охотится за жителями острова. Их осталось уже совсем мало, но в конце концов он обнаружил ту деревню. Он приказал мне захватить в плен ее жителей, а я, разумеется, отдала приказ легату только это был… не совсем верный приказ. Так я совершила свою вторую ошибку. Отправляя его в поход, я не наложила на него заклятие преданности. Я не говорила, чтобы он выполнил эту работу сам, а советовала поручить ее кому-нибудь другому.
Помолчав, Рэп спросил:
– Какая разница?
– Конечно, он повиновался моим приказам. У него не было выбора. Он отправил в поход свой лучший манипул и поставил во главе его лучшего центуриона. Но сам Йоделло тоже присоединился к воинам. Он сумел обмануть меня и вместе с тем выполнить приказ. Каким-то образом он убедил себя, что действует в моих интересах. Случилось чудо – Йоделло перехитрил заклятие. Он не имел права отдавать противоречивые приказания, но центурион был связан лишь клятвой, а не колдовством и не собирался вмешиваться в дела легата. Потому Йоделло попытался заполучить четыре слова. Он думал, что лучше всего будет высечь детей, чтобы вырвать признание у их родителей. И прежде чем прибыл волшебник, он узнал три слова.
Наступила тишина. Оотиана по-прежнему теребила складки платья. Рэп нашел три трупа – родителей, которые умерли, выдав свои тайные имена. Следовательно, никто из детей не погиб.
– И он пришел в ярость?
– В бешенство, – поправила Оотиана, и, словно заметив, что делает, она убрала руки с колен и скрестила их на груди. – Так или иначе, план был нелеп! – продолжала она. – Даже если бы он узнал четыре слова и стал настоящим колдуном, он никогда не сумел бы разделаться с Зиниксо. Колдуны, могуществом не уступающие Хранителям, – редкость. Да, Йоделло мог бы освободиться от моего заклятия, но никогда не осмелился бы наложить его на меня. И в конце концов ему пришлось бы вступить в борьбу с волшебником. Нет, рассчитывать ему было не на что.
На такой риск мужчина мог бы пойти только ради любимой женщины и детей. Рэп решил, что он готов простить преступление легата в лесной деревушке – то есть почти простить. Но то, что случилось с самим Йоделло, простить было невозможно.
Колдунья снова оглядела комнату. Почему смертные легионеры охраняли здание? Кто еще мог быть здесь? Незримые стражники?
