– Гейли! – скомандовала доктор Кларк. – Гейли, просыпайтесь! Проснитесь и почувствуйте бодрость.
– Что случилось? – взволнованно спросил Джеффри, вскочил со стула и подбежал к бесчувственной женщине.
Доктор горестно покачала головой и, опустившись перед пациенткой на колени, поискала пульс. Он был слаб, едва ощущался.
– Боже милосердный! – пробормотала Марша.
– Боже милосердный! – тревожно повторил Джефф. Дыхание Гейли ослабло и стало поверхностным. – Делайте же что-нибудь! Выведите ее из этого состояния!
В этот момент с дивана послышались кряхтенье и стоны. Брент Мак-Келли спустил ноги на пол и попытался сесть.
– Голова… – тихо взвыл он. Джефф резко обернулся на его голос, а Брент неясным взором оглядел его. – Это ты? Что ты тут делаешь? Что здесь творится?
Наконец он пришел в себя, внезапно поняв, что Гейли без чувств лежит в кресле-качалке, что лицо ее бледно как бумага и что оба – и Джефф, и доктор Кларк – чем-то страшно взволнованы. Он попытался встать и покачнулся.
– Гейли, – неуверенно прошептал он имя жены и осторожно побрел к ней. Джефф встал, чтобы уступить место возле нее. – Гейли!
Ответа не последовало. Она выглядела как мертвая. Бледная, безмолвная, закрывшая прелестные глаза, осененная светлым нимбом золотых волос… Как Спящая красавица, она лежала перед ним и в то же время была где-то страшно далеко отсюда. Прикоснувшись к ее пальцам, Брент обнаружил, что они уже похолодели.
– Что произошло? – прохрипел он, а когда понял, гневно вскипел: – Я же запретил этим заниматься, я же запретил раз и навсегда!..
– Она должна была это сделать! – выпалил Джефф. – Из-за тебя! Из-за твоих оскорблений, из-за твоего страшного обморока, из-за того, что она боялась…
– Чего боялась?
– Что ты вернешься однажды к прежнему существованию в образе Перси и останешься… Застрянешь в том времени, в той смерти, и снова бросишь ее!..
– Снова брошу ее?
– Да, сукин ты сын! Она тебя никогда не предавала! Она пыталась и пыталась объяснить тебе, дураку! Умоляла о прощении, а ты…
– Подожди! – Брент схватился за голову и ткнулся носом в колени жены. Его плечи судорожно вздрагивали. Джефф и Марша дружно отодвинулись от него и уставились на склоненную в отчаянии темноволосую голову. Пальцы Брента обвились вокруг пальцев Гейли. – Я знаю! – прошептал он вдруг.
– Что знаете? – тихо решилась переспросить Марша.
– Знаю. Я знаю, что там случилось! – прорычал Брент. – Я… Я пережил это заново, вместе с ней. Не могу объяснить. Это как-то туманно, и воспоминания угасают, но я знаю…
Он так стремительно оглянулся, что Джефф, опасаясь новой вспышки насилия, вскочил на ноги. Но Брент просто был страшно возбужден. Черты его красивого лица исказила гримаса страдания и ужаса, синяя жилка бешено пульсировала на шее, а в глазах горел темный огонь.
– Отправьте меня к ней, Марша. Немедленно отправьте. Я должен ее отыскать.
– Но… Но я не уверена, что сумею, – промолвила доктор Кларк. – Ведь там вы на пороге смерти. Вы оба…
– Тогда приведите ее в чувство!
Марша в отчаянии покачала головой. На глазах ее блестели слезы.
– Не могу, Брент. Я пыталась и не смогла. Может, немного погодя…
– Погодя! Да у нее уже нет пульса! Она умрет, если промедлить! Я не могу ее потерять, Марша. Еще раз потерять! Верните меня туда, и если не сможете вытащить нас обратно, значит, на то Божья воля, пусть мы останемся вместе! Мне надо быть с ней, Марша! Одному мне не суметь. Черт вас возьми, помогите же мне, немедленно!
Он поднялся и свирепо поглядел на доктора. Потом склонился, взял жену на руки и, сев в кресло, усадил ее на колени. Он поцеловал ее лоб, откинул прядь золотистых волос и прошептал:
– Я люблю тебя! Гейли, я люблю тебя… – Потом он снова грозно поглядел на Маршу и обескураженного, несчастного Джеффа. – Черт побери, ну пожалуйста!
– Хорошо, попробуем, – дрожащим голосом вымолвила Марша. – Расслабьтесь. – На этом слове она неожиданно всхлипнула. – Расслабьтесь, Брент. Прилягте и расслабьтесь и подумайте о тихой реке и ласковом солнце. Подумайте о прежних спокойных и счастливых днях. О невинности. О любви. О времени, когда вы были Перси Эйнсвортом, а Катрина – вашей женой. О том времени, когда вы поверили, что она предала… Думайте о прошлом… Вот британцы выволокли вас из этого дома, они унижали вас. Идите туда, Перси, посмотрите на Катрину. Коснитесь ее лица. Она любила вас. Она вас не предавала.
«Прости ее. Дай ей понять, что ты ее любишь. Дотянись до нее, дотронься. Это твой единственный шанс…»
Глава 23
ПЕТЛЯ ПАЛАЧА
Усадьба в сельской местности, штат Виргиния
Май 1781 года
Была весна, и даже в эту последнюю минуту он слышал, как поют беззаботные птицы. Он видел поля, готовые к посеву. Он вдыхал благоуханный аромат земли.
Перси чувствовал веревку, грубо царапавшую шею. Она натирала кожу, одновременно терзая сознание неотвратимостью близкой смерти. Вскоре это небольшое неудобство уже не будет беспокоить его, потому что душа покинет некрасиво вытянувшееся, свисающее к земле тело.
Катрина бежала к нему. Как же она бежала! В те последние секунды он увидел ее. Боль и страх застыли в ее прекрасных голубых глазах, таких же чистых, как майский день, таких же неизменных, как это небо. Он увидел ее и все понял.
Понял…
Она любит его, она послала ему письмо вовсе не для того, чтобы заманить в ловушку. Она всегда любила его, но была обманута этими мерзавцами. Ее сердце чисто и невинно, как эти глаза. Ничего не изменилось с того далекого дня, когда Катрина впервые пришла к нему и он овладел ею на стоге сена, потому что потерял разум от любви. Обезумел на всю жизнь, навечно.
«Катрина!» Перси мысленно произнес ее имя или сказал его вслух? Не важно. Он умирал, а может, уже был мертв. Но выкрикнул его снова, еще громче, чем прежде. Если его голос и не вырвался из груди, то он отзвучал в последнем судорожном ударе сердца.
Он видел. Видел все. Она бежала к нему, мчалась, летела! В истерике, почти в безумии. Пробегая мимо Палмера, она выхватила пистолет. Он был в ее руках, заряженный и готовый к бою.
Но позади стоял Генри Сеймур. Он не дал себе труда ни задержать ее, ни остановить хотя бы словом. Он просто выстрелил. Выстрелил в спину родной сестре, не дрогнув ни единым мускулом.
Перси был беспомощен. Веревка натянулась, и он умер. Душа его покидала землю. Больше у него не было никакой оболочки, не было тела. Он не мог ни схватить жену за руку, ни обнять ее. Не мог дотянуться до Катрины, чтобы облегчить ее муки. Боже всемогущий! Теперь он не мог даже простить ее, потому что умирал…
