в разных мирах, и в его мире светит яркое утреннее солнышко и щебечут птички.
— Как чудесен этот мир, посмотри, — улыбается призрак. — Чувствуешь? Последний день на земле!
— Это всё, что тебе нужно было? Пара дней с Марго и документы? Почему…
— Да, да, да, — восторженно перебил он, даже не вслушиваясь в мои слова. — И это всё я! Ты даже не понимаешь, сколько всего сделал. Я восторгаюсь своим умом! Признаться честно, я не всегда был таким умным. Во время войны, как и многие другие пацаны, мечтал о славе и подвигах. И о том, чтобы поставить красных на колени. Патриотизм, вот на чём меня поймали. В деньгах моя семья не нуждалась, а вот идея, ради которой не нужно сидеть в Университете — да была как нельзя кстати.
— Это что, типа предисловие к автобиографии? Если да, то оно отстойное, — презрительно хмыкнув, резюмировала я. — Мы ещё посмотрим, кто из нас двоих окажется на дне.
— Ах Элли, Элли. Ничему тебя жизнь не учит, — разочарованно покачал головой Клаус. — Ты так любишь боль. Так стремишься к ней!
— Нет, — широко улыбаюсь. — Мне просто нравится тебя злить. Тогда вижу в глазах своё отражение. Ты так уверен, что Марго достанется тебе, что не видишь очевидного. Харон не допустит этого. Помнишь, что он сделал в прошлый раз? Он забрал её прямо из твоих рук. Он сделает это снова, если ты решишься похитить её.
— И на Стража найдётся управа. Если хорошенько поискать!
— А знаешь, Марго кое-что рассказала мне до того, как ты забрал моё тело. Она ведь влезла в тебя, в твои мысли и вытащила всю грязь наружу. Может после смерти ты и обрёл какую-то власть, но мы оба знаем, что ты просто пешка. Обыкновенный солдатишка, сдохнувший, так и не дойдя до Ленинграда. У тебя даже не хватило сил после смерти добраться до дома! А главное в тебя нет и гордости. Марго сказала, что ты чуть ли не в ногах валялся у русских медиумов. Ты годами искал тех, кто поможет тебе. Ты обращался ко всем и все отказали! Я не знаю, как ты достиг своего положения на Изнанке, но что-то мне подсказывает, что ты не из тех, кто доходит до финала. Марго не достанется тебе. Вспомни, сколько раз ты пытался взять её и как часто она выскальзывала из твоих рук!
— Заткнись! — закричал Клаус и зеркало, висящее на стене над трюмо, треснуло в мелкую сетку. — Да, это целое искусство. Ты умеешь меня злить. Но думаешь моя злость даст доступ к этому телу? Очнись, Элли, я семьдесят лет являюсь призраком, думаешь за столько времени не научился контролировать свои эмоции?
— Это ты мне скажи, фашистская свинья, — тяну сладко как патоку, видя, как меняется мимика лица Чёрного человека.
— А вот этого не стоило говорить, — угрюмо произнёс он. — Хочешь испытать боль? Будет тебе боль.
Он закрыл глаза и от этого мне стало неуютно.
— Что ты задумал?
Всё потемнело вокруг нас и показалось, что тьма добралась до меня, но очень быстро поняла, что нахожусь в больничном помещении, проступающем из теней, замещающем реальность.
— Я сделаю тебе очень больно, Элли, — интимно прошептал он на ухо.
Но обернувшись, никого не увидела рядом.
— Ты почувствуешь всё, от и до. И это останется с тобой до самого конца.
Больничная палата, в которой проявляются почти естественным образом разные предметы, как тумбочки, заставленные крупными вазами с цветами и пакеты с фруктами. Появилось окно и помещение окрасилось в тёплые светло-жёлтые тона. Из приоткрытой форточки тянуло зимним холодом и слышалось пение птиц. От ветра колыхались светло-голубые с васильками занавески, а из коридора доносился смех. Последним появилась больничная койка, а в ней Чтец.
Я оказалась вновь заперта в собственном теле, как было в самые первые секунды появления Чёрного человека. Всё это время у меня была возможность двигаться, говорить, кричать, смеяться, я была отделённой от себя самой, бестелесным духом, которого видел только Клаус, а теперь он вновь вернул меня в моё тело. Это ретроспектива? Он показывает мне то, что сделал? Я не хочу на это смотреть!
— Элли! Какой приятный сюрприз, — Чтец улыбается.
Его правая рука закрыта гипсом, под глазами синяки, цвет лица бледный, но он всё равно улыбается, радуется, что навестила его. Руслану Валерьевичу за восемьдесят, он пережил войну в оккупированном Ленинграде. Потерял всю семью из-за войны, жил в детдоме, а с нашим даром сложно расти в таком месте, но он смог. Закончил ЛЭТИ по специальности радиотехника, женился, у него родилось двое детей, ни один из которых не обладал нашим даром. Его жена ушла пять лет назад и тогда же узнала о том, кем был её муж. Старший сын погиб во время войны в Чечне, а младшенькая удачно вышла замуж и иммигрировала в Канаду. Обычная жизнь у такого необычного человека. Он совмещал реальность и мистику, находил баланс между повседневным и призрачным, чётко соблюдал границы и с достоинством выдерживал все препоны судьбы. Стоик по характеру, улыбчивый человек. Единственный, кто смог найти слова, чтобы поддержать меня, когда я всё потеряла.
Чтец человеческих душ. Он всегда знал, когда кому-то из нас больно.
Я кричу, с надрывом, до боли, до рези, но моё тело мне не принадлежит. Другая я улыбается ему в ответ, кладёт пакет с мандаринами на стол и присаживается на кровать, беря его за руку.
— Как вы, Руслан Валерьевич? Как ваше здоровье? Простите, что раньше не навещала, сами понимаете, столько всего произошло.
— Главное, что мы живы, — он кивает головой. — Я рад, что ты есть у нас, Элли. Кажется, на старости я нашёл человека, который унаследует Лилию.
— Лилию? — непонимающе переспрашивает она.
— Клуб. Думаю, он достанется именно тебе. Моё здоровье оставляет желать лучшего, да и возраст… в такое опасное время лидер должен быть сильным. Как показали последние события я с этой должностью больше не справляюсь.
— Руслан Валерьевич, — укоризненно протянула она. — Да что вы такое говорите! Вы ещё ого-го-го! Мы с вами ещё повоюем! Вот чуть здоровье поправите и всё завертится, как надо! — она улыбается, легонько похлопав по его руке. — Как в шестидесятом? Первый послевоенный афтершок в Ленинграде помните? Вы были единственным, кто совладал с ситуацией. И в шестьдесят втором именно вы разобрались с несносным полтергейстом, забравшимся в знаменитый дом Зингера. И вы были среди тех, кто отказал Чёрному человеку, который сейчас доставляет нам столько хлопот, — с холодной мягкостью закончила она. — Не так ли, Руслан Валерьевич?