Даже спокойнее Майкрофта, стоявшего почти в центре и смотревшего на меня не отрываясь.
Пришло время испытания. Я глотнул.
Сначала Кинселла.
Я колебался — а кто бы не колебался в моем положении? — и, может быть, поэтому сразу не получилось. Чтобы набраться уверенности, мне требовались время и опыт, но у меня не было ни того ни другого.
Кинселла вдруг оказался с козлиной ногой вместо руки. Не знаю, почему я выбрал козлиную, — этот образ мелькнул у меня в уме, и я перенес мысль на его руку. К сожалению, это был мимолетный образ, и Мидж снова оказалась в захвате у Кинселлы, прежде чем он успел удивиться и отпустить ее. Удивление пришло к нему секундой позже, и его челюсть отвисла, а брови полезли вверх. Американец заморгал, полагая, что, видимо, ему просто померещилось, а Мидж тем временем попыталась вырваться.
Тем не менее, кое-что произошло, и это, по крайней мере, придало крупицу правдоподобия тому, во что я хотел поверить. Я мог это! Только нужно сосредоточиться, и все получится! Я ошибался насчет Мидж: она определенно была важной частью всего этого, своего рода катализатором, но не наследницей Грэмери. Нет, Господи, наследником был я! Я! Но теперь не время размышлять.
Моя мысль возникла снова, и я попытался закрепить ее, уже поняв эти трюки, или искусство, или ремесло, или Волшебство. Кинселла обнаружил, что держит в захвате ухмыляющегося питона. Этот образ оказался не таким мимолетным, и, по-девчачьи завизжав, Кинселла разжал руки.
Мидж рухнула на пол.
— Сюда, Мидж! — закричал я, и она поползла ко мне, не понимая, почему американец выронил ее, и, возможно, не очень этим интересуясь, — ей хотелось лишь добраться до меня.
Но Майкрофт ткнул ей в спину своей тростью, и она замерла.
— Думаешь, справишься со мной? — крикнул он в мою сторону.
Честное слово, я рассмеялся. Наверное, меня снова одолела истерика.
Майкрофт, несомненно, разозлился — видимо, почувствовал, что я смеюсь над ним (и возможно, был не так уж не прав). Он направил свою трость-палочку на дверную раму надо мной, и та вспыхнула, превратившись в огненный вход. Я отшатнулся назад, в прихожую, ослепленный и испуганный.
Я успел заметить, что Вэл вытаращилась на меня, и пламя освещало ее изумленное лицо. Не припомню, чтобы раньше она когда-то теряла дар речи, но, надо отдать ей должное, она и теперь пыталась что-то сказать. Однако все, что у нее получилось, — это раскрывать рот.
— Не спрашивай, — сказал я ей.
И нырнул в объятую пламенем дверь, не тратя времени на размышления, поскольку на данном этапе игры мне следовало либо верить, либо нет — никакие половинчатые решения были неуместны.
Я услышал хриплый вскрик Вэл, но его тут же заглушил шум в комнате. Огонь у меня за спиной вдруг погас, и я обнаружил, что даже не обжегся.
Мы с Майкрофтом смотрели друг на друга через комнату, а вокруг выли и стонали синерджисты, не очень беспокоясь обо мне, а более заинтересованные происходящим вокруг них. Все в комнате, то есть все предметы, считавшиеся неодушевленными, не только испускали чудесное свечение, но теперь начали пульсировать: стулья, приборы, даже сами стены теперь бились, как странной формы сердца. Ковер пришел в движение, словно снизу его толкали вверх чьи-то мощные руки. А на полу, как фасоль на сковородке, заколебались и запрыгали осколки оконного стекла Кощей потянулся к оконному шпингалету, и несколько синерджистов затолкались у него за спиной в нетерпении смыться из коттеджа, но когда он поднял железную задвижку, его собственное тело завибрировало и затрещало, словно его ударило током. Кощей отскочил, опрокинув остальных и смешав их в путаницу рук и ног. Комнату наполнили крики женщин (и, несомненно, нескольких мужчин), и я увидел, что Джоби все же не удержал содержимое своего желудка, хотя рвотные массы и не покинули совсем его тела, а комковатой жижей потекли по шее, груди, плечам. В камине посыпались кирпичи и сажа, оттуда выплыло облако пыли и заклубилось в воздухе; плесень на стенах словно запузырилась гноем.
Круглая комната утратила изрядную долю своего очарования.
Майкрофт шевелил губами, но я не мог за шумом разобрать слов; наверное, это было какое-то заклинание, а не ворчливые жалобы, и я задумался, что же он затеял. Вскоре это выяснилось.
Вокруг меня начала расползаться паутина, она опутала сначала мои руки, потом ноги, кружась и кружась, крепкая, как стальные нити, покрыла мне всю грудь и туловище и в одно мгновение соединилась с той, что поднималась по бедрам. Серебристая паутина опутала мне плечи, и я заметил в ней мелких паучков, деловито снующих среди нитей туда-сюда. Кокон быстро рос, не прошло и минуты, как он подобрался к моему горлу, где стал затягиваться. Вообще-то он стягивался по всему объему, так что я уже еле дышал.
Мидж стояла на коленях, и Кинселла схватил ее за волосы. Она кричала, звала меня.
А я, испугался ли я? Да, испугался, и так, что не могу это выразить словами.
Но я заставил себя успокоиться, потому что все это были лишь трюки, реальные лишь настолько, насколько мой ум позволял это допустить. И я полоснул по паутине невидимым лезвием.
Она распалась, и не успело лезвие дойти до моего живота, как вся паутина исчезла.
— Это твой лучший выстрел? — насмешливо спросил я Майкрофта с самоуверенностью, которой совсем не испытывал.
Удар невидимой кувалдой, от которого я снова вылетел в прихожую, сообщил мне, что это только начало. Я отлетел к задней двери, задыхаясь и клянясь впредь сдерживать свою наглость. Но боль ощущалась лишь в плечах, где они соприкоснулись с дверью, а не в груди, куда я якобы получил удар.
Выпрямившись, я бросился обратно в круглую комнату и столкнулся с выбегавшими оттуда синерджистами, страх в конце концов пересилил их верность своему лидеру. Синерджисты шарахнулись от меня, как от чумного, и забились обратно в комнату. Должен признать, я не мог осудить их за попытку к бегству, потому что данное место явно не способствовало укреплению здоровья. Если бы не Мидж, я бы и сам бросил все и смылся.
Половицы под ковром трескались, загибались вверх, словно их засасывал смерч, и даже потолок изогнулся куполом. Стены покрылись длинными изломанными трещинами.
Из трости Майкрофта вырвалась молния, целясь мне в сердце, и я инстинктивно в мыслях отбил ее. И послал обратно.
Его трость взорвалась, в воздух полетели горящие осколки. Майкрофт закачался и чуть не упал навзничь, но справился и уставился на меня со смесью изумления и ужасающей злобы. Новичок посрамил мастера, мрачно усмехнулся я про себя.
И тогда он показал мне такое, чего я бы не хотел увидеть — или представить — снова.
Он распахнул кошмар и засунул меня внутрь его. Я был уже не в Грэмери, а где-то в другом месте, в другом измерении, мрачном и безграничном, где пахло гниением и тленом, где все наполняли боль и страдание. Среди темной равнины, где отвращение вытеснило все хорошее, где чистоту заменила мерзость. Не знаю, втолкнул ли он меня через боковую дверь в ад или забытым коридором ввел в мое собственное сознание. Возможно, это одно и то же.
