Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
Повстанцы ворвались в Монпелье, как только я уехал оттуда. У меня есть основания полагать, что это не было простым совпадением. Ополчение, выбравшее более окольный путь через тростниковые заросли, столкнулось с повстанцами на подступах к усадьбе. Они потеряли день, и, хотя им удалось нанести противнику определенный урон, они все же отступили в направлении Монтего-Бей, захватив с собой Эдварда и Ньютона. Восстание распространилось в горы, густой дым горящих плантаций затянул солнце тонкой пеленой. Все поместья в долине Большой Реки были преданы огню. Люди восставали повсюду в провинциях Вестморленд и Сент-Элизабет. До самой Саванны-ла-Мар дороги были неприступны – их захватили повстанцы. Свобода была на устах у каждого, кто мог держать саблю.
Через несколько недель мы узнали, что некоторые рабы остались верны своим хозяевам и пытались защитить их жизнь и собственность. В сущности, на белых вообще нападали крайне редко. Конечно, все это произошло на Рождество, и многие плантаторы с семьями уехали из своих поместий. Рабы, которым не хватило смелости присоединиться к бунтарям, просто исчезли в буше, опасаясь гнева со стороны своих. Так поступили люди Эдварда.
Но это все было еще впереди.
Ополченцы были бессильны остановить разрушение поместий и мародерство. Мы защищали город как могли; вот-вот должен был прибыть сэр Уиллоби Коттон со своими войсками. Горожане ужасались слухам о жестоких расправах и зверствах разраставшегося бунта.
Самыми распространенными ранами были порезы, нанесенные мачете. Тем, в кого попала пуля, обычно уже нельзя было помочь. В госпитале мы работали посменно, чтобы принять всех раненых, стекавшихся в город. Эдвард был подавлен неизвестностью: он ничего не знал о судьбе своего имения и своей возлюбленной Гекубы. Несколько дней он беспробудно пил и разгуливал по главной улице, сунув за пояс два мушкета. Сомневаюсь, что он смог бы попасть в цель, попадись ему навстречу отряд из отчаявшихся бунтовщиков. Ньютон пребывал в религиозной убежденности, что все потеряно и земля наша во власти дьявола. Он целыми днями молился в той самой церкви, где мы слушали пламенного черного проповедника, ставшего, по слухам, одним из вождей восстания.
Войска из Кингстона прибыли к концу недели, и, наблюдая, как в гавань входит военный корабль с пушками наготове, мы уже не сомневались в исходе этого кровавого эпизода в истории острова.
Была выпущена следующая прокламация:
НЕГРЫ!
Вы восстали с оружием в руках против своих господ.
Злонамеренные лжецы сказали вам,
что Король освободил вас.
Именем Короля объявляю, что вас ввели в ЗАБЛУЖДЕНИЕ.
Все, кто будет пойман среди повстанцев,
БУДЕТ БЕЗОГОВОРОЧНО ПРЕДАН СМЕРТИ.
Вы не можете сопротивляться войскам Короля.
Всем, кто добровольно сдастся, исключая главарей
и зачинщиков бунта,
БУДЕТ ПОЖАЛОВАНО ВЫСОЧАЙШЕЕ ПРОЩЕНИЕ
ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА.
Всех, кто будет упорствовать,
ЖДЕТ ВЕРНАЯ СМЕРТЬ.
Я думал тогда – и считаю сейчас, – что сэр Уиллоби Кот-тон был человеком гуманным и просвещенным. Но действовали законы военного времени, и никто не учел ретивость ополчения. Когда войска вступили на сожженные тлеющие поля, они часто стреляли в любого негра, попавшегося им на пути, не разбираясь в его биографии и намерениях. Все негры были потенциальными бунтовщиками и заслуживали смерти в назидание прочим. В тех имениях, с которых, по всей видимости, начался бунт, порки и массовые казни были особенно бесчеловечны, карали там часто без суда. В Монпелье, куда я вернулся во вторую неделю декабря, обнаружились изъеденные червями трупы двух мужчин, которых я оставил беспомощно лежать в лазарете. Каждый из них, будучи не в силах двигаться, был убит выстрелом в голову с близкого расстояния. Тело Элизабет лежало на некотором расстоянии в буше. Она явно пыталась бежать, но ей дважды выстрелили в спину.
Эдвард бросился вон, с искаженным от бешенства серым лицом, – он отправился жаловаться командиру бригады на бессмысленные зверства. Но остальные белые остались равнодушны к его рассказу, считая, что он направляет свой гнев не в то русло. Все черные – потенциальные бунтовщики. Сами напросились.
Мы с Ньютоном копали могилу несчастным пациентам, когда над оградой кладбища внезапно показались испуганные черные лица. Это были рабы Эдварда, многие из которых сбежали 27 декабря и только теперь решились вернуться.
Монпелье обыскивали, все хранилища были ограблены. В доме не осталось ни кусочка фарфора, все постели были изрезаны. Но здания остались невредимыми, и домашняя птица, так трусливо поведшая себя в ночь восстания, теперь вернулась во двор и, квохча, жадно копалась в дорожках зерна, просыпанного мародерами. Убытки были огромны. И все-таки дом устоял, и вернувшиеся рабы приступили к работе в настороженном усталом молчании. Я не знаю, сколько из них принимали участие в бунте, – я не спрашивал. Не спрашивал и Эдвард. Один из домашних слуг явился с доносом и пообещал назвать имена, рассчитывая на награду или милости. Эдвард совершенно справедливо спустил его с лестницы. Также он отказался выслушивать сплетни и домыслы служанок. Но некоторые из рабов так и не вернулись. Эдвард никогда больше не видел Гекубу. Я думаю, она оказалась среди тех рабов, которых расстреляли и засыпали белой известью в одной из общих могил; многие тела так и не были опознаны. Обстоятельства ее смерти никто не расследовал. Во все последующие недели в Монпелье не слышно было пения.
Мне, однако, довелось еще раз увидеть Джессику. Военный суд был скорым и неправедным: судьи так торопились расправиться с бунтовщиками, что вина или невиновность не играли никакой роли. Достаточно было свидетельства, что такой-то раб с пострадавшей плантации однажды выразил желание быть свободным или обрабатывать собственную землю, чтоб его приговорили к смерти. Провинность, за которую в мирное время полагалось десять ударов плетью, теперь каралась виселицей. А виселица много дней стояла перед зданием суда в Монтего-Бей.
На виселице висели трое или четверо, медленно вращаясь под морским ветром. Их тела срезали только тогда, когда виселица понадобилась для новых казней. Груду трупов оставляли на площади, их обнюхивали окрестные собаки, пока негры из исправительной тюрьмы не приходили в сумерках, чтоб отвезти их на тележках в общую яму, куда их бесцеремонно выбрасывали без слез и молитв. Я присматривал за выкапыванием этих нечестивых ям, указывал их глубину, чтобы уберечь от инфекции население Монтего-Бей.
Было повешено более трех сотен людей.
Но иногда повстанцев привозили обратно в их поместье и там казнили среди обломков богатства и власти их господ, под злорадными взглядами надсмотрщиков, констеблей и ополченцев. Я видел много этих казней, и меня поражало то мужество и хладнокровие, с каким бунтовщики встречали свою судьбу. Многие из них были глубоко религиозны и умирали убежденные в правоте своего дела, как праведники и истинные слуги Господни. Они с гордостью носили свои белые тюремные шапочки, словно венцы мучеников. Ни один преступник не идет к виселице без страха. Но эти люди не боялись. Они верили, что заслужили право умереть с достоинством в борьбе за свободу.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102