Грейс и Бен не сводили с меня глаз. Но я не знала, что сказать.
— Итак, вы забрали ребенка, пообещали Максу воспитать его дочь, как свою собственную, подделали документы и скрыли тайну ее рождения. Неужели вы не задавались вопросом, что на самом деле произошло с матерью девочки?
— Мы решили, что ее убил Кристиан Луна. Он пустился в бега. У девочки не было никого, кроме Макса. — Мой отец пожал плечами. — Что произошло бы с ней, не возьми мы ее к себе? Она попала бы в приют, и ее усыновили бы чужие люди.
— А если бы ее оставил у себя Макс, то ее воспитывали бы няни, — сказала мать.
У них на все были свои оправдания. Я не имела права их осуждать. Если они и солгали, нарушили закон, закрыли глаза на все подозрительные факты в биографии девочки, то они сделали это ради Джесси. Ради меня.
— Но почему нельзя было открыть мне правду? Воспитывать меня как приемного ребенка? Разве это такая уж редкость? Мне всегда казалось, что это вполне естественно.
— Макс настаивал, чтобы ты не знала, что он твой отец. Он не хотел, чтобы ты росла с мыслью о том, что твой родной отец не смог тебя воспитать. Он боялся, что ты будешь воспринимать это как нежелание с его стороны признать тебя своей дочерью.
— А еще Макс не хотел, чтобы ему лишний раз напоминали о моем прошлом. Он не хотел думать о судьбе Терезы Стоун. И он бы наверняка не вынес вопросов о проекте «Спасение».
— Но проект «Спасение» здесь ни при чем, — строго оборвал меня отец.
Я не могла поверить собственным ушам. Но я видела, что он искренне верит в то, что говорит. Он хотел в это верить. Однако мой следующий вопрос поставил его перед страшной правдой:
— Но если Макс не значился в моем свидетельстве о рождении, то как он узнал о Терезе и девочке?
Мои родители посмотрели друг на друга, а потом обратили свои взоры на меня.
— Он имеет какое-то отношение к смерти Терезы? — спросила я дрожащим голосом.
— Нет, конечно, нет! — тут же воскликнул мой отец.
— Но тогда как он узнал обо мне? Как он сумел забрать меня в ту ночь?
Они оба молчали. Затем моя мать проговорила еле слышно:
— Мы никогда его не спрашивали об этом, Ридли. Мы не видели в этом смысла.
Лучше всего отрицать очевидное. Так принято в моей семье, и вот к чему это привело. Правда бывает такой неудобной, что лучше ее не замечать совсем.
Я попыталась переварить эту информацию, но не смогла. Бен и Грейс не были моими родителями. Моим отцом был Макс. Мою мать убили, и, возможно, Макс имел к этому непосредственное отношение. Меня выкрали. У меня поддельные документы. Все это до меня дошло, но никак не укладывалось в голове. Что мне было делать?
Вы, наверное, ожидали, что я буду охвачена гневом, что я наброшусь на своих приемных родителей с обвинениями в преступном равнодушии. Но я не сказала ни слова. Я лишь снова легла на кровать. К моему удивлению, у меня из глаз не пролилось ни одной слезинки. Наверное, это действовало обезболивающее. Может, мне стоит запастись им на всю оставшуюся жизнь?
Я посмотрела на людей, сидевших передо мной, и попыталась представить, что они не мои родители. Нет, это было невозможно. Роднит не кровь, а пережитое. Тереза Стоун была для меня незнакомкой с трагической и несправедливой судьбой. Я ощутила, как при мысли о ней у меня сжимается сердце. Но она все равно была для меня далека, как та старая фотография. Представить себе Макса в роли своего отца я тоже не могла. Мне требовалось для этого время. Он по-прежнему был для меня добрым дядей, который одаривал мою семью. Я не могла возненавидеть его за те вещи, которые он предположительно сделал. Я всегда знала, что Макс, несмотря на свое богатство, обречен на вечные муки. Я знала это на уровне ощущений, еще когда он был жив. Я чувствовала, что он был эмоционально выхолощенным человеком. Разве можно осуждать человека за то, что он чем-то обделен, или испытывать к нему из-за этого презрение? Нет, я была на это не способна, хотя допускаю, что другие вели бы себя на моем месте иначе.
— А Эйс? — спросила я.
— А что Эйс? — встрепенулся мой отец.
— Он ваш сын?
Мой отец кивнул.
— Эйс наш ребенок.
Я задумалась.
— Но он знал, что я ему не родная сестра?
Отец снова кивнул.
— Однажды он подслушал наш разговор с Максом. Мы проявили неосторожность, однако проблемы с Эйсом начались задолго до того дня. Он был в моем кабинете, откуда пытался стащить деньги, а в это время туда зашли Макс и я. Эйс спрятался под столом и услышал много лишнего.
— Действительно, какого черта он сует нос не в свои дела? — с горьким смехом произнесла я.
— Ридли, следи за своим языком, — сказала мать, которая вся сжалась при упоминании об Эйсе.
Следить за языком… Разве можно поверить в то, что подобное замечание прозвучало в такой напряженный момент? Бен и Грейс не могли отказаться от роли моих родителей. Этого уже не изменить.
— Где он?
— Он в реанимации. Однако там не смогут удерживать его насильно. Если он захочет, то уйдет.
Я кивнула. В другое время я бы ощутила отчаяние и волнение из-за того, что Эйс снова исчезнет. Вернется к прежнему образу жизни. Но какая-то часть меня умерла. Я поняла, что должна изменить свое отношение к брату. Я все еще любила его и желала ему добра, однако я поняла, что не имею права контролировать его. А именно это я и пыталась делать все эти годы. Я думала, что Эйс поймет, как сильно все его любят, как сильно хотят ему помочь… Теперь ему придется самому научиться любить себя и найти в себе силы измениться. Наверное, в тот момент, когда я стукнулась головой об асфальт, мое мировоззрение изменилось.
Отец вздохнул.
— Может быть, Эйс ревновал из-за того, что и Макс, и я уделяем тебе больше внимания. Но это было ошибкой с его стороны, потому что, Бог свидетель, я любил вас обоих одинаково. У вас всегда всего было поровну. И любви тоже.
Отец все время повторял это и раньше. Он пытался убедить себя в том, что его вины в том, как складывается судьба его сына, нет.
— Просто с тобой было намного легче, Ридли. Легче угодить, легче любить.
— Давайте не будем углубляться в эту тему, — сказала мама.
Конечно, кто из нас с братом был любимчиком, выяснять не стоит, потому что это очень скользкая тема. Я метнула на маму пристальный взгляд, и она отвернулась.
Отец сидел у моей кровати, не отпуская моей руки. Я посмотрела на него и заметила, что его мучают угрызения совести. Но я не успела спросить его, о чем он думает, потому что дверь открылась и в палату вошел Джейк. Я ощутила огромное облегчение. Он задержался у двери, увидев, что я не одна.
— Все в порядке? — спросил он.
— Да, — ответила я. — Это мои родители, Бен и Грейс.