Может быть, правда, они ждали возвращения Анники и нового скандала?
Он налил себе остывший, ставший безвкусным кофе.
Она больше не хочет заниматься с ним сексом.
Он давно не испытывал такого сексуального желания, даже когда все было плохо с Элеонорой. Во всяком случае, после ссор его бывшая супруга не возражала против секса, но Анника после случая с Красной волчицей вообще перестала обращать на него внимание. Как будто она его ненавидит, как будто он ей противен.
Теперь вот она решила снова выйти на работу, как будто не понимает напряженного положения у него на работе. Сначала решила переехать, а теперь, когда ему надо сосредоточиться на своей карьере, он должен думать о красках и штукатурке.
«Интересно, теперь так будет всегда? Остаток жизни я проведу сидя здесь? Неужели я не заслужил чего-то большего?»
Томас почувствовал биение пульса на шее и решил отложить эти вопросы. Он слишком устал и слишком много выпил вчера. Он взял газету и снова принялся читать передовицу.
Кто знает, может быть, сегодня она придет домой с едой, потом они поужинают и займутся сексом, как в старые добрые времена.
В передовой статье речь шла об откликах на обсуждение его предложения о прослушивании. Ассоциация адвокатов выступила против, так же как и парламентский омбудсмен. Они раздули кадило, считая, что есть все объективные основания для того, чтобы зарубить предложение целиком.
«Но ничего, мы знали, что так и будет», — подумал Томас. Газетчики сами не понимают, о чем пишут.
— Папа, — позвала его Эллен.
Томас вздохнул.
— Что?
— Я хочу пить.
Он недовольно поморщился, но отложил газету, взял стакан и налил воды из фильтра. Поставив стакан перед дочкой, снова взялся за газету.
— Я хочу газировки.
— У нас нет газировки, — ответил Томас. — Попей простой воды, если хочешь пить.
В передовице предложение раскритиковали, утверждая, что оно нарушает неприкосновенность личности и что в предложенных методах нет необходимости, потому что они неэффективны. Газета писала, что вся директива ЕС о недостаточности данных высосана из пальца, и…
— Папа! — снова позвала его Эллен.
— Что еще?! — воскликнул Томас, отбросив газету.
Девочка округлила глаза и раскрыла рот. Ничего не сказав, она подхватила Поппи и Людде и поднялась по лестнице в свою комнату.
— Что у нас будет на обед? — спросил Калле.
Томас прикрыл рукой глаза и застонал.
Спикен сидел на своем месте, положив ноги на стол.
— Кем был этот убитый? — спросил он, не подняв головы.
— Второй председатель Нобелевского комитета, убитый за последние полгода, — ответила Анника.
Спикен театрально вздохнул.
— Да, — сказал он. — Это написано в газете. Что-нибудь еще?
— Я только что пришла, — напомнила Анника. — Не прошло еще и пятнадцати секунд.
Он метнул на нее быстрый взгляд, сбросил ноги со стола, ухватился за стол и подъехал к нему на крутящемся стуле.
— Мне кажется, что это совершенно тухлая история, — сказал он. — Последи за этим делом сегодня, но не вздумай писать роман для завтрашнего номера.
— Мне казалось, что я больше не работаю в отделе криминальной хроники, — сказала Анника, взяв со стола Спикена грушу.
Руководитель новостного отдела, проявив неожиданную быстроту реакции, протянул вперед руку и схватил грушу.
— Не трогай! — воскликнул он.
Анника несколько секунд смотрела на Спикена и поняла, что он действительно немного похудел.
— Спикен, — воскликнула она, — ты на диете!
— Берит сейчас занята другим сюжетом, — сказал он, откусывая сочную мякоть. — Там есть неплохая зацепка. Перекинься с ней парой слов, может, она что-нибудь посоветует…
Анника подняла с пола сумку и пошла к Берит.
— Привет, — сказала она, шлепнувшись на пустующее место Патрика. — Что здесь делается?
Берит посмотрела на нее поверх очков.
Вчера ночью ты поработала на славу. Утерли нос конкурентам — их парень, Боссе, не смог ничего добыть. Кстати, он вообще там был?
Анника почувствовала, что краснеет.
— Да, но они приехали слишком поздно.
— Кого увезли на допрос? — спросила Берит.
— Одного профессора из Каролинского института, — ответила Анника. — Он немного ненормальный. Вбил себе в голову, что его долг — угрожать людям и говорить им в глаза, что они не правы. Он, кроме того, креационист.
— Кто? — переспросила Берит.
— Считает, что в науке есть место Богу. Что у тебя за сюжет?
— Джемаль, — ответила Берит. — Отец семейства из Бандхагена.
Анника кивнула — да-да, она помнит.
— Это какое-то сумасшествие, — возмутилась Берит. — Шведское правительство решило депортировать его из Швеции, и наши ребята не стали терять время даром. Агенты ЦРУ той же ночью посадили его на самолет в Бромме.
Анника не скрывала скепсиса.
— ЦРУ? — поморщилась она. — Это похоже на плохой фильм.
Берит сняла очки и придвинулась ближе к Аннике. Заговорила тихим, напряженным шепотом:
— Американские агенты в масках взяли его из какого-то помещения аэропорта в Бромме. Они разрезали на нем одежду, заглянули ему в рот и в задницу, вставили в задний проход свечку и надели на него памперсы. Потом натянули ему на голову мешок и поволокли в свой самолет. Его приковали к фюзеляжу и в таком виде доставили в Амман.
У Анники от удивления открылся рот.
— Кто санкционировал весь этот ужас? — спросила она, не в силах скрыть потрясение.
— Правительство приняло решение о депортации, а министра иностранных дел поставили в известность о ее методе. Но теперь министр иностранных дел утверждает, что ничего не знал об участии ЦРУ и о жестоком обращении с Джемалем. Это было всего лишь пустяковое дело о рядовой депортации рядового террориста, и любезные американцы предложили подвезти его до места.
— Значит, американские секретные службы могут свободно заходить на наши аэродромы, забирать людей, и никто из наших не может даже пикнуть по этому поводу? — спросила Анника, невольно повысив голос.
Берит тревожно огляделась.
— Правительство не имеет права диктовать полиции, как ей работать, а полиция безопасности обвинила во всем какого-то несчастного офицера, который должен был наблюдать за депортацией, — тихо сказала она. — Очевидно, он во всем и виноват. Проблема заключается в том, что он отдал контроль за депортацией американцам, но знаешь, что он натворил после этого?
