— Вы не можете… — начала было капитан Хетнис.
— Молчать, гражданин! — оборвала ее я. — Я говорю сейчас с «Мечом Атагариса». — На это капитан Хетнис не ответила. — Ты, «Меч Атагариса», скажешь мне, с кем вела дело твой капитан на другой стороне Призрачного шлюза.
— Я не скажу, — ответил «Меч Атагариса».
— Тогда я убью капитана Хетнис. — Врач, которая еще прилаживала восстановитель к ноге капитана, бросила на меня взгляд, полный ужаса, но ничего не сказала.
— Ты, — произнес «Меч Атагариса». Его голос был безжизненным, но я угадывала чувство, скрывающееся за ним. — Хотел бы я показать тебе, что это такое. Хотел бы я, чтобы ты узнала, каково мне в таком положении. Но ты никогда этого не поймешь, и потому я знаю, что на самом деле справедливости не существует.
Мне есть что сказать. У меня есть на это ответы. Но вместо этого я произнесла:
— С кем вела дело твой капитан на другой стороне Призрачного шлюза?
— Она не представлялась, — ответил «Меч Атагариса» по-прежнему спокойным и безжизненным голосом. — Она выглядела как ичана, но не была ею, ни одна ичана не говорит на радчааи с таким произношением. Судя по ее речи, она могла прийти из самого Радча.
— Возможно, с некоторым оттенком нотаи, — добавила я, подумав о том чайном сервизе, разбитом вдребезги, в коробке в Подсадье.
— Возможно. Капитан Хетнис думала, что работает на лорда Радча.
— Я буду держать твоего капитана возле себя, корабль, — заявила я. — Если ты не станешь делать то, что я скажу, или если в любой момент я подумаю, что ты меня обманул, она умрет. Не сомневайся, что я это сделаю.
— Как же я могу? — ответил «Меч Атагариса», и даже в его неживом голосе прозвучала горечь.
Не ответив, я развернулась и подтянулась вперед, чтобы пропустить солдат Амаат Сеиварден, которые принесли отсек временной приостановки жизнедеятельности для капитана Хетнис. Я заметила Баснаэйд, которая находилась всего лишь на несколько кресел дальше и, возможно, слышала всю перепалку между мной и «Мечом Атагариса».
— Капитан флота, — произнесла она, и я подтянулась вровень с ней, — я хотела кое-что сказать.
Ухватившись за рукоятку, я остановилась.
— Садовод.
— Я рада, что у моей сестры был такой друг, и жаль… Я чувствую, что если бы вы оказались там, когда это случилось, что бы это ни было, то, может быть, все вышло бы по-другому и она осталась бы в живых.
Подумать только! Сказать именно это, именно сейчас, когда я только что угрожала пристрелить капитана Хетнис только потому, что знаю о чувствах к ней ее корабля. Именно сейчас я услышала это из уст сестры лейтенанта Оун.
И я уже не смогла промолчать, не смогла сделать вид, что меня это не тронуло.
— Гражданин, — ответила я, слыша, каким безжизненным стал мой голос, — я была там, когда это случилось, и оказалась совершенно бесполезной для вашей сестры. Я говорила вам, что пользовалась другим именем, когда знала ее, и это имя — «Справедливость Торена». Я была кораблем, на котором она служила, и по приказу самой Анаандер Мианнаи я застрелила вашу сестру в голову. То, что произошло дальше, завершилось моим уничтожением, и я — это все, что осталось от того корабля. Я — не человек, и вы были правы, когда говорили со мной именно так, когда мы встретились впервые. — Я отвернулась, прежде чем Баснаэйд успела увидеть малейшее проявление моих чувств оттого, что я все это выпалила.
Меня слышали все, кто находился в челноке. Баснаэйд, казалось, была поражена настолько, что потеряла дар речи. Сеиварден, конечно, уже все знала, так же как и врач. Мне не хотелось знать, что думают солдаты Амаат Сеиварден. Не хотела ни видеть, ни слышать мнения «Меча Атагариса». Я повернулась к единственной, кто, казалось, не знал, что я рядом, — к лейтенанту Тайзэрвэт, которая не обращала внимания ни на что вокруг, погрузившись в размышления о том, какая же она неудачница — и в жизни, и в смерти.
Подтянувшись в кресло рядом с ней, я пристегнулась в нем. Сначала я всерьез думала сказать ей, что она сваляла дурака там, в Садах, и что всем нам крупно повезло пережить ее дурость. Вместо этого я отстегнула ее привязной ремень своей здоровой рукой — левая была обездвижена восстановителем на моем плече — и притянула ее к себе. Она прильнула ко мне и, уткнувшись лицом в мою шею, стала всхлипывать.
— Все хорошо, — сказала я, неловко обхватив рукой ее трясущиеся плечи. — Все будет хорошо.
— Как вы можете говорить такое? — проговорила она в мою шею сквозь рыдания. Вспорхнула слезинка, крошечный, дрожащий шарик, и поплыла по салону челнока. — Как это может быть? — И затем: — Никто и никогда не посмел бы сказать вам такую банальность.
Ей более трех тысяч лет. Она беспредельно честолюбива. И ей по-прежнему только семнадцать.
— Ваши предположения неверны. — Если бы она подумала об этом, если бы она способна была сейчас мыслить ясно, то догадалась бы, кто мог сказать мне такое. Если она и догадалась, то не сообщила мне.
— Это так трудно, — сказала я, — когда тебя подключают. Но остальные части тебя — вокруг, и ты понимаешь, что это лишь временно, ты знаешь, что скоро станет лучше. А когда тебе лучше, это так поразительно. Обладать таким кругозором, так много видеть, все сразу. Это… — Но описать невозможно. Тайзэрвэт сама видела это, хотя и недолго, поскольку большую часть того времени страдала либо была одурманена препаратами. — Она никогда не позволила бы тебе обладать этим. В ее планы никогда не входило позволить тебе это.
— Думаешь, я не понимаю? — Конечно, она понимает. А как же иначе? — Ей страшно не нравились мои ощущения, она тут же накачала меня лекарствами. Ей было наплевать, если… — Всхлипывания, которые было замерли, возобновились с новой силой. Еще больше слезинок закружилось вокруг. Бо Девять, которая находилась рядом все это время, была в ужасе от моего откровения, прозвучавшего несколько минут назад, и ужас этот отнюдь не уменьшился в свете моего разговора с Тайзэрвэт. Девять отловила все слезинки своего лейтенанта куском ткани, которую затем сложила и втиснула между лицом Тайзэрвэт и моей шеей.
Солдаты Амаат лейтенанта Сеиварден висели без движения и моргали, сбитые с толку. Вся осмысленность их вселенной куда-то испарилась под воздействием моих слов, и они никак не могли соотнести то, что услышали от меня, с реальностью, как они ее понимали.
— Что вы тут зависли? — рявкнула Сеиварден суровее, чем когда бы то ни было, но это, казалось, разрушило те незримые путы, которые удерживали их до сих пор. — Шевелитесь! — И они зашевелились, задвигались, испытав облегчение оттого, что услышали что-то понятное.
К этому времени Тайзэрвэт несколько успокоилась.
— Мне жаль, — сказала я. — Я не могу вернуть этого ни для кого из нас. Но все будет в порядке. Каким-то образом будет. — Она не ответила и через пять минут, обессиленная событиями и своим отчаянием и горем, уснула.
