Мэй Кори улыбнулась и погладила дочь по щеке.
– Ты моя принцесса, солнышко. Я хочу, чтобы все видели, как ты прекрасна. – Она заправила обратно в шиньон[155]Саммер ту прядь волос, которую вытащил Люк.
– И ты всегда хотела учиться в Париже, в школе-интернате? – тихо сказала Саммер. – Как Мадлен?
Мэй Кори рассмеялась:
– Да, я сказала это тебе, когда ты шла на приемное собеседование. Хотя оно было чем-то вроде фарса, поскольку твой отец мог сто раз купить и продать эту школу. Но я хотела, чтобы тебя приняли, оценив твои собственные достоинства. Парижская школа-интернат! В детстве я так мечтала учиться в такой!
– Верно. – Чтобы сделать родителям приятное, Саммер прекрасно прошла собеседование, но после него ее долго рвало в ближайшем туалете. – Наверное, тогда я просто не… не думала об этом. – А что собеседование было фарсом, Саммер и в голову не пришло. Ведь ей было тогда всего тринадцать лет от роду!
Мать снова легонько обняла ее, глядя в зеркало.
– Сладенькая моя, ты не знаешь, как я всегда была счастлива тем, что могла дать своей дочери все. Я просто… хочу, чтобы ты стремилась к большему, милая. Я никогда не понимала, чего ты на самом деле хочешь.
Саммер замялась и нерешительно улыбнулась в зеркало, не в силах сказать матери в лицо.
– Знаешь, когда я была маленькой, то больше всего любила играть с тобой в красавицу и чудовище в таких отелях, как этот. Помнишь, мы представляли себе, что именно там, где работал папа, и было Западное Крыло[156], а все работники отеля были волшебными руками, которые открывают двери?
– О. – Удовольствие от облегчения заполнило лицо ее матери. Она опять прижала Саммер к себе и продолжала говорить, глядя в зеркало: – Конечно, помню. Было славно.
Саммер кивнула, хотя играли они с мамой очень редко.
– У меня были ужасные родители, – призналась мать. – Если бы не моя бабушка, не знаю, что сталось бы со мной. Я пыталась добиться большего для тебя. Разве Лиз не была замечательна? Я, должно быть, побеседовала с пятью сотнями кандидаток, чтобы найти тебе хорошую няню. – Саммер помолчала секунду, потом крепче обняла маму за талию. Видно, и впрямь всегда было правдой, что Саммер просто слишком избалована и потому не может оценить, как хорошо ей живется.
– Мы все еще выглядим как близнецы, – отметила мать с чувством глубокого удовлетворения. Легко и нежно она погладила кончиками пальцев уголки глаз Саммер, найдя их в зеркале и по-прежнему не глядя на настоящую Саммер. – Хотя я советую тебе лучше заботиться о коже, дорогая моя. Здесь в косметическом салоне могут сделать микрошлифовку, а если тебе понадобится немного больше, я знаю в Париже кое-кого по-настоящему хорошего.
– Мне двадцать шесть лет, мама. Maman.
– Я знаю, милая. – Прикосновение пальцев матери было очень нежным, целебным. – Вот почему я и беспокоюсь. Ты слишком молода для морщинок в уголках глаз.
– Они от смеха.
– И не следует слишком долго быть на солнце. – С нежным упреком мать погладила плечо дочери. – Старайся ограничиваться мягкой улыбкой, насколько сможешь, дорогая. Это тоже поможет.
Сэм Кори захлопнул дверь комнаты Марии-Антуанетты. Люк подозревал, что это был любимый конференц-зал Сэма Кори. Люк мог легко представить, как при взгляде Сэма Кори присутствующие теряют голову.
– Что ты делаешь с моей дочерью? – гневно спросил отец Саммер.
Люк самодовольно улыбнулся:
– Все, что хочу.
Кулак сильно ударил по резной золоченой двери.
– Черт побери, парень.
– Знаете, если вы не хотели, чтобы ваша дочь влюблялась в такое количество неподходящих мужчин, вам, наверное, надо было уделять ей больше времени и учить ее, как узнавать подходящих.
Люк отметил этот совет в своем очень коротком перечне правил, которые понадобятся ему, когда он будет претворять в жизнь свою мечту о счастливой, черноволосой маленькой девочке с тонкими чертами лица. Малышка будет расти у него на глазах, потом выйдет замуж и будет жить долго и счастливо, и у нее будут свои дети, и… стоп. Он оттащил себя от головокружительной грани.
– Она опять жаловалась, что я мало времени проводил с нею? – рявкнул Сэм Кори.
– Нет. Она никогда не жалуется. Думаю, боится жаловаться.
– Еще бы ей не бояться, – грубо заметил Сэм Кори. – В целом долбаном мире еще не было ребенка с такими привилегиями.
Люк оперся руками на стол и, прислонясь к нему, просто смотрел на пожилого человека. Второе правило в его коротком перечне: если дал ей все, кроме веры в себя, то все на хрен испортил. И еще – в какую бы беду ни попала твоя пятнадцатилетняя дочь, никогда не называй ее шлюхой.
– Поговорим о чем-то другом. Почему вы не расскажете мне о том хорошем, что есть в вашей дочери?
Сэм впился взглядом в Люка и пожал плечами:
– Ну, Саммер красива, хотя это она и так знает. Она очень умна, однако в это трудно поверить, поскольку она тратит свои способности впустую. В пять лет она уже могла обсуждать коэффициент P/E… – Люку казалось, что быть дрессированной обезьянкой лучше, чем играть в метро на проклятом бубне, но от P/E его начало тошнить. – …Но вместо того чтобы использовать свои способности, она учит дюжину безвестных ребятишек на каком-то богом забытом острове.
– Возможно, он не такой уж и забытый богом, – насмешливо сказал Люк.
– Что?
– Ничего. – Люк не был в церкви с тех пор, как покинул дом своего приемного отца, но даже тогда это было только при крещении приемного кузена и первых причастиях. Странная мысль пришла ему в голову. Вот если бы он был одним из тех маленьких детей или их родителей, то ему казалась бы божьим даром умная, любящая женщина, с радостью готовая отдать им все свои силы, не думая, что есть какие-то «лучшие» вещи, которые она могла бы сделать со своей жизнью. – Вы можете произнести хотя бы одно предложение о своей дочери, не сказав о ней при этом ничего гадкого?
Сэм Кори стиснул зубы и впился в него взглядом.
– Хотя бы попробуйте, – предложил Люк. – Постарайтесь изо всех сил. Вам это пойдет на пользу.
– Она могла быть намного лучше, чем есть! – взорвался Сэм Кори. – Сколько привилегий у нее было! Сколько возможностей!
– Вы были правы: хорошо, что мы говорим не при Саммер. Отступите и попробуйте еще раз. Пока вы все еще не убедили меня, что Саммер полезно побольше общаться с вами, а ведь я, в конце концов, мог бы как-то повлиять на это.