Хорошо. Давайте здесь остановимся для небольшой проверки и посмотрим на реальность со всех точек зрения.
Дания занимает площадь более 40 тысяч квадратных километров – это чуть меньше, чем два штата Массачусетс. Ее население составляет 5,6 млн человек – это больше, чем в Лос-Анджелесе (3,8 млн), но меньше, чем в Нью-Йорке (8 млн). В отличие от США – страны, в которой живут представители всех рас и множества этнических групп{409}, – население Дании остается одним из самых однородных в мире. Почти 90 % датчан – потомки скандинавов, которые издревле населяли эту территорию. Но в то же время в страну в последние годы активно въезжали иммигранты: беженцы из Сомали, Ирака и Боснии, образовались достаточно крупные диаспоры переселенцев из Турции, Польши и Германии{410}. В Дании ни одна из политических партий не доминирует в парламенте с 1909 года, поэтому правительство вынуждено принимать законы на основе консенсуса и компромиссных решений, – в Дании это называется «объединенная демократия»{411}. Она далека от громкой, пропитанной деньгами и часто враждебной силовой политики в Америке, где две доминирующие партии сцепились друг с другом в смертельной схватке и продолжают борьбу уже более столетия, так и не найдя ответа на фундаментальный философский вопрос: «А что же должно делать правительство?» Психология датчан направлена на общественное благо. Американцы – ярые индивидуалисты. Дания не такая огромная, хаотичная и динамичная страна. Дания не военная, экономическая или гуманитарная сверхдержава.
Но Дания тоже не идеальна. Все слишком дорого. Недавний приток беженцев из мусульманских стран выявил нетолерантность в обществе{412}. Результаты опросов демонстрируют двойственное отношение к мусульманам в СМИ, в школах, дома и на работе{413}. Карикатуры на пророка Мухаммеда привели в ярость мусульман всего мира. Это, в свою очередь, только укрепило позиции Датской народной партии, известной антииммигрантской риторикой и ставшей одной из самых крупных в парламенте{414}. Ее лидеры сравнивают ислам с чумой{415}.
Как и в других северных странах, в Дании существует проблема детского алкоголизма и суицидов среди подростков{416}, чего, конечно, можно было ожидать от настолько благополучной страны в последнюю очередь. Как и в других северных странах, в Дании много разводов{417} и случаев рождения детей вне брака. Многие предпочитают не регистрировать семейные отношения. И опять, как и в других северных странах, все инициативы семейной поддержки, в том числе отпуска, частичная занятость и гибкий рабочий график, введенные в 60-х годах прошлого века, предназначались только работающим матерям. Это спровоцировало отток женщин из частного сектора на государственную службу, а также непреднамеренно вызвало явление, которое в скандинавских странах получило название «гендерной сегрегации на рабочих местах». Всего лишь небольшое число женщин работает на высоких корпоративных должностях или в отраслях, где традиционно доминирует сильный пол{418}. Отчасти это привело скандинавские страны к тому, чтобы настаивать на гендерно-нейтральной семейной политике, например предоставлении отпуска по уходу за детьми обоим родителям. «Мы создали общество, позволяющее матерям работать на полную ставку. Но есть вопрос: могут ли они сделать карьеру?» – говорит Элизабет Мюллер Йенсен, директор KVINFO, финансируемого государством датского центра изучения вопросов полов, равноправия и различий. Сегодня многие говорят, что скандинавские страны слишком далеко зашли в вопросах равноправия полов, например в Швеции появились требования снабдить детские сады игрушками с невыраженными половыми признаками. И даже больше – шведы захотели добавить в свой язык новое гендерно-нейтральное местоимение неопределенного рода hen, которое может заменять собой han («он») и hon («она»){419}.
