Каторжник высадил меня в паре кварталов от дома. Учитывая, что я всю ночь прогуляла неизвестно где, было бы верхом глупости попасться на глаза соседям или позволить mamá устроить сцену на улице.
Я бегом преодолела оставшееся расстояние, обогнула дом и проскользнула в заднюю дверь. На цыпочках прокравшись в кухню, я нашла маму на коленях, в окружении всех ее santos. Перед ней стояла рамка с моей школьной фотографией. Голова мамы была опущена, глаза закрыты. Губы безостановочно шевелились в страстной молитве. Кажется, ей не было никакого дела, что в кухне нечем дышать от десятков освященных свечей.
– Mamá, я вернулась, – тихо позвала я. – Я в порядке.
Она вскинула голову и жадно впилась в меня взглядом. Из покрасневших глаз снова брызнули слезы. Я поняла, что она проплакала всю ночь, и тут же почувствовала себя последним куском дерьма.
Я опустилась на пол рядом и изо всех сил сжала mamá в объятиях.
– Ты слышала, что случилось с Джошем? – прошептала я ей на ухо, когда рыдания немного стихли.
Я бы не удивилась, если бы мамины святые решили немедленно покарать меня за ложь, но я не видела выбора. Вряд ли она была готова принять правду.
Джош
Дома было хорошо. Нормально. А именно в нормальности я сейчас нуждался больше всего. Мама поставила в духовку макароны с сырной запеканкой, и мы уселись за кухонный стол.
– Господи, зачем они обрезали тебе дреды? – беспомощно спросила она, проводя рукой по моей остриженной макушке. Этот жест напомнил мне Элзи, и я на секунду почувствовал холодную пустоту в груди.
Мамины глаза снова наполнились слезами. Я знал, что она плачет не из-за волос, а из-за меня. Из-за того, что чуть было со мной не случилось.
– Ты точно в порядке? Может быть, вызвать врача?
– Я в порядке, – заверил я ее. – Просто ужасно хочу спать.
Она кивнула.
– Не могу понять одного. Почему похитили именно тебя? Не кого-то другого?
Наверное, мне следовало придумать очередную отговорку, но я вдруг понял, что смертельно устал от вранья.
– Они решили, что я Зверлинг.
Мама смерила меня испытующим взглядом, словно ища подтверждение какой-то своей мысли. Затем она задала вопрос, который я хотел услышать меньше всего.
– А ты?..
Я помедлил, вспоминая историю Элзи о ее семье. Но ведь это моя мама. У нас с ней другие отношения. Мы сами другие. Одно дело – умалчивать о правде, потому что тебя не спрашивают напрямую, и совсем иное – врать в глаза. Однажды я уже солгал про Стива и не собирался делать это традицией. В последние недели моя жизнь разваливалась на глазах, и я не хотел потерять еще и мамино доверие.
– Да, – наконец ответил я. – Похоже на то.
– И ты ничего мне не сказал? – тихо спросила она после паузы.
О господи. Я бы предпочел, чтобы она кричала, как во время развода с папой. Пусть бы лучше разозлилась и наорала на меня. Но в ее глазах читалось только разочарование, и этот взгляд пытал меня целую вечность.
– Мне очень жаль, – выдавил я.
Я сказал чистую правду, но чувствовал, что этих слов недостаточно.
– Почему ты не сказал? – спросила она. – Ты мне настолько не доверяешь?
– Дело не в этом, – возразил я. – Я не хотел… Ставить тебя под удар.
Теперь я отчетливо слышал в своем голосе интонации Марины. Я словно вернулся во вчерашний день, но сейчас мы поменялись местами.
Не самый достойный момент.
Я больше ничего не сказал, а мама не стала на меня давить. Я молча поднялся наверх, принял душ и переоделся в домашнюю одежду.
Ужин получился неловким. По правде говоря, большую его часть мы гоняли еду по тарелке. Я умирал с голода, но каждый кусок буквально застревал в горле – и дело было отнюдь не в маминой стряпне.
К счастью, она нарушила молчание первой.
– И кто еще знает?
Я пожал плечами.
– Марина и Дезмонд. Элзи.
Последнее имя снова всколыхнуло во мне волну сожалений. Я чувствовал, что как-то причастен к ее уходу, хотя не мог понять, как. Но в нашем расставании была и моя вина.
– Ну конечно, им ты рассказал, – вздохнула мама и тут же вскинула брови, заметив мой взгляд. – Что? Думаешь, я не была подростком? В твоем возрасте мы тоже ничем не делились с родителями.
Неужели она правда поняла? Мама никогда не переставала меня удивлять.
– Так ты не сердишься?..
Ее глаза сверкнули.
– Шутишь? Я в ярости. Но прежде чем ты узнаешь силу моего гнева, я хочу разобраться в ситуации.
– Ох.
У меня упало сердце. Значит, худшее еще впереди.
– А знают только эти трое? – спросила мама.
– И другие Зверлинги.
– Какие еще Зверлинги?
– Я не могу сказать.
– Не можешь или не хочешь?
– Наверное, и то, и другое. Я не имею права их выдавать.
– Зато о себе ты им рассказываешь без малейших стеснений?
Я помотал головой.
– Все не так. Зверлинги просто узнают друг друга, хотят они того или нет.
Мы наконец отставили остывшие тарелки, и мама облокотилась о стол, подперев щеку ладонью.
– И в кого ты превращаешься?
– В пуму.
– Так это ты напал на Стива?
Я кивнул.
– Но все было не так, как ты думаешь. В тот раз я превратился впервые. Это получилось вообще случайно. Стив отвесил мне оплеуху, и я вдруг обнаружил, что стою над ним в облике пумы и готовлюсь откусить голову. Я испугался, что причиню ему вред, и сбежал.
– Ты можешь как-нибудь контролировать зверя внутри?
– Конечно. Это по-прежнему я, просто в другом теле.
Мама устало потерла лицо ладонями, словно пытаясь развеять дурной сон.
