На нашем берегу, словно по мановению крыла феи, тоже возник деревянный причал. Справа на нем возвышался столб с привязанным к нему серебряным колокольчиком. Я подошел к нему и позвонил.
Плетеная гондола дернулась, влекомая невидимой силой, но крепкая веревка удерживала ее на месте.
– Пока трос порвется, – сказал Карго, – пока лодка будет возвращаться обратно, да пока вы переплывете реку, «Сантарис» унесет меня так далеко, что я просто забуду о вашем существовании. – Его ладонь прошлась по бородке. – Жаль, что мне не удалось убить вас, – продолжал Карго. – Но теперь у меня уже не будет времени на такие мелочи.
– Времени у тебя вообще нет, – резко произнесла Франсуаз. В руках девушки появилось по пистолету. – Раньше ты нужен был живым, – сказала она. – Но теперь, уверена, я все знаю про это чертово пророчество. И ты мне больше не нужен.
Выстрелы разорвали в клочья священную тишину пустыни. Октавио Карго не шевельнулся. Он не отрываясь смотрел на девушку.
Наконец все смолкло; человек продолжал стоять на борту корабля. Раскаленные пули с звонким плеском упали в воды реки, долетев до середины потока.
– Ты забыла, где мы, Франческа! – воскликнул Карго. – Это земли драконов. Здесь не работает ни один механизм сложнее ветряной мельницы. – Он обвел рукой пустыню. – Вот почему нельзя увидеть мандрагоровую гондолу, когда она пересекает поток. Простаки думают, что дело в реке, и выдумывают о ней легенды. Но вода здесь самая обыкновенная. Все дело в перепаде магического давления, высокого здесь и низкого на том берегу.
Летающий парусник стал подниматься над землей. Октавио Карго больше не смотрел на нас. Его взор был устремлен вперед, туда, где он видел свое будущее.
– Знаешь, Майкл, – произнесла Франсуаз, – этот урод напрашивается, чтобы я снесла ему голову.
6
Моя партнерша приподнялась на стременах, указывая на долину.
Переправившись через реку Обреченных, мы были вынуждены оставить машину и дальше ехать верхом. Я не стал расставаться с пистолетом, хотя и знал, что он теперь бесполезен. В заплечных ножнах у девушки красовалась теперь длинная дайкатана.
Всего лишь день пути отделял нас от страны эльфов, но все вокруг было совершенно другим и жило по собственным законам.
Серые здания поднимались над зеленой травой, точно скорлупа, оставшаяся от яйца какой-то огромной твари.
– Валахия, – произнесла Франсуаз.
– Однажды меня здесь чуть не сожгли на костре, – заметил я. – Здесь не любят тех, кто помогает ближним. Впрочем, я могу их понять.
Девушка пришпорила лошадь.
– Вспомни, кто вытащил тебя из темницы, – сказала она.
– Помню, – ответил я. – Та, из-за которой я туда и угодил.
Извилистая тропа спускалась в долину, пробиваясь средь густой травы.
– Судя по дороге, здесь редко кто бывает, – заметил я. – Ты уверена, что Владек подался именно сюда?
– Ты сам сказал, что здесь редко кто бывает, – сказала Франсуаз.
Я натянул поводья, знаком показывая демонессе, чтобы сделала то же самое. Та сердито оглянулась.
– Я ничего не чувствую, – прошипела она.
– Они здесь, – сказал я.
– Я демонесса, Майкл. Я должна ощущать их, если они тут. Ты – эльф, ты этого не умеешь.
– Я не улавливаю их астральные колебания. Впрочем, как и ты. Но я знаю, что они здесь.
– Откуда?
– Я не могу этого объяснить, моя ежевичка. Они должны быть здесь.
Зеленая трава задрожала под моим верховым драконом. Волны побежали по ней; такие создает ветер, когда несется по бескрайней степи. Но вихрь пригибает побеги, несясь в одну сторону, здесь же зеленые стебли гнулись и складывались так, словно десятки воздушных потоков пригибали их, споря и борясь друг с другом.
– Коямури, – с ненавистью произнесла Франсуаз.
– Кто же еще, – подтвердил я.
Существа рождались из пустоты. Темные облачка появлялись из прозрачной пустоты, становясь гуще и расплываясь. Пятна мрака растекались по степному воздуху, напоенному ароматом трав.
Франсуаз выхватила из ножен меч, и ее гнедая кобыла в волнении загарцевала на месте.
– Не стоит, Френки, – произнес я. – Они не причинят нам вреда. Пока.
Разводы мрака, чернильные облачка под вечереющим небом становились все плотнее, завихрялись клубами, скатываясь до самой земли и пачкая жесткую траву.
Наконец облачка приняли обличье женщин. Их черные волосы были коротко обрезаны и едва достигали середины шеи. Одеяния цвета ночи ниспадали до пят, миндалевидные глаза подведены матовой басмой.
Коямури вышли из пустоты, окружив нас кольцом. Одна из женщин, одетых в черное, стояла на нашем пути. Она двинулась к нам, и чернильные облачка следовали за ней, рождаясь в подоле длинного платья.
– Маятник Судьбы, – прошептала коямури. – Маятник Судьбы отмеряет куски вечности, эльф. Ты слышишь это?
– Нет, – ответил я.
– А мы слышим…
Женщины, одетые в черное, стали подходить ближе. Размытые пятна мрака струились позади них тающими шлейфами.
– Мы слышим, ченселлор, – говорили они. – Мы слышим.
Они растаяли мгновенно, словно были лишь фантомом, рожденным моей неспокойной совестью. Я смотрел туда, где черные облачка уже не струились над пригибающейся к земле травой. Я знал, что их здесь больше нет.
– Мерзкие твари, – процедила Франсуаз. Она вогнала свой меч в ножны с такой яростью, словно пронзала бесплотное тело коямури.
– Что им надо?
Я спрыгнул с дракона, опустившись на одно колено, поднял с земли короткую веточку, погрузил в траву ее потемневший кончик и вынул черный цветок, лишенный стебля.
– Они боятся, – произнес я. – Они поняли, что архивампиры готовы вернуться в наше мироздание.
7
Склеп, древнее сооружение, созданное хоттами, виднелся на поверхности пустыни, словно наплыв на восковой свечке. Две колонны с желобами охраняли каменные врата; над ними возвышалась башня в форме усеченной пирамиды. Она была устремлена к далекому солнцу.
– Мы приближаемся, дон Октавио, – произнес лизардмен. Его раздвоенный язык дважды высунулся из розового рта и втянулся обратно.
– Будем там через два часа.
– Кто-нибудь… – Тонкие пальцы Октавио Карго на мгновение замерли, словно пытаясь поймать на лету что-то ускользающее. —… Есть ли следы того, что кто-то уже побывал здесь, Курт?
Растопыренная лапа лизардмена провела над приборной панелью, не касаясь ее.
– Нет, дон Октавио.
Вздох облегчения вырвался из широкой груди человека. Его губы прошептали:
