Книга Ра - Тур Хейердал

Ноги сухие. Голова сухая. Все сухое. Окна закрыты. Высокие деревья качаются от ветра. Ветер сильный. За окном. А бумаги на моем столе никуда не улетают. Даже не шевелятся. Мое кресло стоит неподвижно. Все стоит на своих местах, ничто не качается и не колышется. Я в полной безопасности в своем рабочем кабинете. Между качающимися ветвями могучих деревьев проглядывает голубая вода. Средиземное море. Магистраль древних культур. Звено, соединяющее три континента, которые окружают его сплошным кольцом, оставляя только проход у Гибралтара.

На голубых волнах белеют барашки, но голоса моря не слышно. Чтобы услышать рокот прибоя, я должен открыть окно. Но я этого не делаю, иначе ветер учинит разгром на моем столе. До чего же хорошо снова очутиться в уютном, тихом кабинете. Кругом книги. Книги и закрытые окна. Не завидую тем, кто сейчас идет под парусами при таком ветре. Развертываю рулон большой карты перед окном, обращенным к морю. Вот он, могучий Атлантический океан, каким его видят картографы. Плоский, безжизненный – преграда, делящая на две части прямоугольный мир. Справа Африка, слева Америка. Вверху север, внизу юг. Потрясающе неверное понятие о самом динамичном, деятельном, неутомимом эскалаторе, когда-либо созданном природой. Вечно движущийся конвейер, остановленный на фотографии, как антилопа в прыжке. Неподвижный, как Сахара. Окаменелый, как Альпы. Только цветом от них отличается. Он изображен синей краской, а суша – желтой, зеленой, белой. Какое великолепное игровое поле. Бросай кубик и передвигай фигурки. Можно продвигаться по полю любого цвета, пока не дойдешь до синего. Если попытаешься пересечь синее поле, значит, ты жульничаешь. А диффузионистам наплевать. Они жульничают. Передвигают фигурки по синему полю во всех направлениях. Вот бы удивились участники игры, если бы голубое поле вдруг пришло в движение. Подобно океану. Как покатятся широкие полосы, разбрасывая фигурки, перенося их из Африки в тропическую Америку. Из тропической Америки в Азию, а оттуда назад, в Северную Америку. Если бы карты делали подвижными, пришлось бы изобретать для игры новые правила. Белые и черные фигурки, дойдя до кружочка у берегов Марокко, получают право продвинуться до Америки по голубой ленте Канарского течения. Желтые фигурки у берегов Индонезии попадают на вращающееся кольцо, которое начинается у Полинезии и в два хода доставляет их туда же, по течению Куро-Сиво и через Северо-Западную Америку. Синий цвет всегда будет означать длинный прыжок в одну сторону, пропуск хода – в другую. В этой реалистичной игре препятствиями станут зеленые болота, желтые пустыни, белые льды.

Я дернул шнур, и нелепая карта свернулась в трубку со скоростью ракеты. И опять передо мной между деревьями колышется Средиземное море, словно луг под порывами ветра. Я отворил окно, чтобы послушать живой прибой. Пусть ветер учиняет разгром на моем столе, пусть летят во все стороны мои бумаги и домыслы. К черту бумагу. К черту «измы», как диффузионизм, так и изоляционизм. Окна настежь. Свежий воздух. Дождь и гром, и живая жизнь. Если бы рокочущее море вдруг заговорило. Одно несомненно: оно могло бы порассказать о никем не описанных древних плаваниях, которые вполне могли бы померяться с тщательно документированными плаваниями средневековья. Средние века были шагом вниз, а не вверх. Люди древности не были фигурками в игре. Их поразительные творения говорят о том, что они были динамичными, изобретательными, любознательными, умными, отважными. Были сильнее, чем человек кнопочной эры, и больше него верили в свои идеалы, хотя им тоже были присущи честолюбие, любовь, ненависть, желания и страсти, заложенные в мозгу и сердце человека во все века, со времен Адама. Мореплаватели Древнего Египта выходили из Красного моря и посещали не только Месопотамию, но и более далекие азиатские страны. Выходя из устья Нила, они бороздили восточное Средиземноморье, собирали дань для фараона на далеких островах.

Народы Египта и народы Месопотамии, близкие друг к другу, хотя и говорили на разных языках и пользовались разными письменами, взрастили мореплавателей, которые своим искусством не уступали их зодчим. И на далеких островах, служивших трамплинами в их движении на север и на запад, рождались морские цивилизации, тоже со своим языком и своей письменностью. Мы не знаем, когда на эти острова впервые проникло египетское влияние, знаем лишь, что постепенно место египтян заняли финикийцы. Нам мало что известно о происхождении финикийцев и о том, какие суда они строили первоначально. Их ближайшие соседи на востоке и на юге искони пользовались лодками из папируса и камыша. И на западе тоже: на древнем критском кольце выгравировано изображение серповидной камышовой лодки с поперечной вязкой, мачтой и каютой. Из финикийских вод культура распространилась за Гибралтар. До Ликсуса, где еще долго жили лодки из камыша. Никто не сможет восстановить пути всех этих судов и реконструировать взаимосвязи этих разнохарактерных цивилизаций, таких своеобразных, несмотря на тесную связь, частично основанных на более древней местной культуре и развивавшихся в различной географической среде, при господстве разных династий. Кто сумеет установить, какие именно моряки доставили кувшин с золотыми и медными средиземноморскими монетами IV века до нашей эры на остров Корво в Азорском архипелаге, откуда до Северной Америки ближе, чем до Гибралтара? В поисках богатства или нового пристанища тысячи кораблей выходили в древности из родных портов, и никто на борту не вел судового журнала.