Сквозь аплодирующую толпу, улыбаясь и раскланиваясь, он направился к чугунной лестнице, ведущей на антресоли, и четкой поступью, высоко неся подбородок, проследовал мимо Чухонцева.
Подобравшись, Чухонцев двинулся за Шольцем. Вдоль длинного ряда вечных двигателей всех видов и размеров он следовал некоторое время за его прямой удаляющейся спиной — но Шольц вдруг резко остановился, на мгновение застыв на месте, и — обернулся, вопросительно уставившись на Чухонцева.
— Вас ист дас?
Чухонцев остановился тоже.
— Их вольт… герр Шольц…
— Не затрудняйтесь, — сказал Шольц по-русски, — я, как вы слышали, говорю по-русски. Но я имею только минуту.
— Достаточно, господин Шольц.
Чухонцев опустил на пол коробку, снял крышку — и, быстрым движением достав «машинку для убиения комаров», включил механизм и молча протянул ее Шольцу, не сводя при этом с него магнетизирующего, пристального взгляда.
Однако ни один мускул, вопреки ожиданию, не дрогнул на лице Шольца, напротив, на нем обозначилось выражение скуки.
— Простите, но я закончил приобретения.
— Куклин, — тихо, но четко и раздельно выговорил Чухонцев и снова пронзительно вперился в Шольца.
— Простите?..
— Вам ничего не говорит эта фамилия?
— Хм… — Шольц задумался на мгновение, и теперь его глаза впервые с интересом глянули на незнакомца. — Да, кажется, я где-то это видел…
— В доме убитого, — отвечал Чухонцев, подчеркивая последнее слово.
— Ах, да… Но в газетах, по-моему, писали, что господин Куклин покончил жизнь самоубийством? — вежливо уточнил Шольц. — Впрочем, я не удивляюсь. Да, я не купил у него эту безделушку, как, впрочем, и ничего другого. Слишком слабо для серьеза, слишком скучно для курьеза.
Шольц обаятельно улыбнулся и развел руками. — А вы, видимо, его наследник?
— В некотором роде… — отвечал Чухонцев, все более теряя преимущества атаки.
— В таком случае, — резюмировал Шольц, — искренне сожалею, что с наследством вам явно не повезло. Имею честь.
Шольц коротко поклонился — и зашагал дальше.
За спиной Чухонцева хрустнул огурец. Мрачный человек поглядел вслед Шольцу с ненавистью и спросил сочувственно:
— Не купил, сукин сын?
Сложив агрегат в коробку, Чухонцев покачал головой, а человек продолжал, свирепо жуя:
— Ему спички подавай о двух головках — толпе на потеху, подковы на пружинах… Где мой сфероплан? Где бронескоп, я спрашиваю?.. Купил две великие идеи, а выставил — шиш. Клоун! — выкрикнул изобретатель вслед ушедшему Шольцу, и стало ясно, что закусывал он огурцом не без оснований. — Занзевеев Егор, гвардейского Его высочества великого князя Николая Михайловича экипажа унтер-минер в отставке.
— Петр Григорьевич, — Чухонцев пожал протянутую ладонь. — А что это такое — бронескоп?
— Прошлогодний снег, — небрежно махнул рукой Занзевеев. — Я тебе такую штуку покажу! Только пойдем, брат Петр, отсюда, тошно мне в этом балагане!
Его могучая рука опустилась на плечо Чухонцеву и повлекла к выходу.
Из окна своей конторки на антресолях Шольц проводил внимательным взглядом их удаляющиеся фигуры.
Керосиновые лампы чуть светились в спертом воздухе ночлежки, и в полукружиях мутного света копошились на нарах призрачные фигуры.
Перешагивая спящих, здороваясь с бодрствующими, Занзевеев уверенно вел Чухонцева сквозь полумрак бесконечного, казалось, помещения. Землистые лица выплывали из тумана и пропадали в нем. Хмуро и подозрительно глянул на Чухонцева полуголый, в татуировках, страшный бородач.
— Свой, Федя, свой, — успокоил его Занзевеев.
Осклизлая лестница в несколько ступеней вела куда-то вниз, в очередной сумрак.
— Вот здесь, — сказал Занзевеев, чиркнув спичкой, — творит российский гений. Нет пророка в своем отечестве!
Огонек спички проплыл в сумраке — и вдруг стало много светлее. Лампа-молния жестко высветила сводчатые стены подвала, до верха скрытые грудами железа и дерева. Посередине, на небольшом свободном пространстве, стоял верстак, на котором громоздилось сигарообразное сооружение. Небритый маленький человечек в пенсне, неожиданном для такого рода занятий, постукивал по металлическому корпусу молотком, вбивая заклепки. Он поглядел на Чухонцева и перевел на Занзевеева вопросительный взгляд.
— Помощник, — представил его Занзевеев. — Золотые руки! Сейчас, правда, не при деле — а понадобится тебе, скажем, монета, византийская или римская…
— Вы уж скажете, Егор Дмитриевич, — пробормотал человечек в пенсне с недовольным видом.
— Да не бойся, свой… — Занзевеев любовно провел ладонью по металлу. — Вот оно, чудо двадцатого века!
— Субмарина? — догадался Чухонцев.
— С переменным объемом, — уточнил Занзевеев. — Элементарное приложение закона Архимеда! Гляди, — он покрутил какую-то ручку. — Выдвигаем полый цилиндр, объем лодки увеличивается — она всплывает. Задвигаем, — цилиндр со скрежетом ушел обратно в корпус, — погружаемся! И никакого тебе балласта, сжатого воздуха. Просто и гениально!.. Эх, не наши бы вояки туполобые, — заключил Занзевеев с сожалением, — ни за что бы не продался Шольцу…
Чухонцев, обходя верстак кругом, задумчиво рассматривал макет.
— Как же он вас нашел, Шольц?
— Нашего брата найти не трудно: во всех патентных бюро знают и гонят. Я за патентами уже и не охочусь, — говорил Занзевеев, расчищая место на столе, заваленном инструментами, болтами, обрезками резины и жести. — Идеи, брат Петр, достояние человечества — плати и владей. Но уж коли купил — ты их от человечества не прячь, сукин сын! — яростно погрозил он кулаком воображаемому Шольцу.
Занзевеев достал из кармана бутылку водки, из другого — колбасу в газете, а из шкафчика на стене — три стопки; выбив пробку, ловко их наполнил.
— Шабаш, Семеныч, Петр угощает. Помянем, братцы, российских изобретателей, забытых историей!
— Один такой — повесился недавно, — сказал Чухонцев. — Вы Куклина знали?
Опрокинув в рот рюмку, Занзевеев кивнул:
— Гордый был человек, честолюбивый. Однако к Занзевееву приходил за советом, по части свойств взрывчатых веществ… Я ведь, Петруша, скажу тебе откровенно, свой путь в изобретательстве с адских машинок начинал. Как бывший минер. Ко мне многие ходили… самые секретные. Тому сделай, тому… а потом в газетах только и читаешь: там губернатор, тут — министр… Нет, брат, это не по мне, я — вольная птица, я мыслитель, а не душегуб. Давай, Петруша, покажи нам, — Занзевеев чокнулся с невыпитой рюмкой Чухонцева, — чего сотворил и чего сволочь Шольц у тебя не купил.
— Теперь уж, наверное, нет смысла играть в прятки, — сказал Чухонцев, поочередно, с виноватой улыбкой поглядев на Занзевеева и человека в пенсне. — Видите ли, я не изобретатель…
