— И ты это сделаешь, — сказала Морин, — я знаю.
Глава 37
Казалось, по кабинету Мака пронесся ураган. Морин перерыла все бумаги в поисках документа, который мог спасти ее ранчо.
Просмотрев архивы в управлении Кервиллского округа, она оставила запрос на описание всех пяти участков, купленных Маком, и налоговые документы по этим участкам. Ей сообщили, что на сбор всей информации уйдет больше месяца.
Девушка вновь перебрала все папки, книги, блокноты и журналы, до помутнения в глазах вчитываясь в каждую строчку налоговых счетов, но так ничего и не нашла.
В 1955 году Мак в последний раз заплатил налог на свое ранчо. В 1956 году он уже ничего не платил — почему, неизвестно: никаких документов, объяснявших причину, не было, Морин попыталась дозвониться юристу, который в тот год помогал Маку в налоговых делах, но его телефонный номер уже не обслуживался.
Морин ничего не понимала. Ей не хотелось даже думать о дяде как о злостном неплательщике. Мак был не из тех, кто уклоняется от своих обязанностей.
— Ответ где-то здесь, — пробормотала она про себя. Мак был жутким барахольщиком. У него наверняка сохранилось то, что ей нужно. Надо только найти. — О Господи, я готова даже пойти к гадалке Шарлин! — засмеялась девушка, но тут же печально вздохнула:
— Мак, если ты меня слышишь, помоги! Покажи мне, где надо искать!
И тут в кабинет вошла Хуанита — в огромном замусоленном фартуке, с закатанными рукавами, открывавшими до локтей испачканные руки, и с красной банданой на голове.
Морин озадаченно уставилась на мексиканку:
— Что это с тобой?
— Я вчера предупредить… я убираться на чердаке.
— Ах да! Я забыла.
— Сколько же там хлама! Расти все вынес. А куда деваться старые деревянные ящики?
— Какие деревянные ящики?
— В которых Мак хранит свои дурацкие бумаги.
— Комиксы?
— Да нет, просто ненужные бумаги… ну, вот как эти. — Хуанита показала на кипы документов вокруг Морин.
У Морин распахнулись глаза. По телу ее побежали мурашки. Она схватила первый попавшийся документ и поднесла его к глазам мексиканки.
— Такие?
— Si.
Девушка вскочила.
— Аллилуйя! Спасибо тебе, Мак! — Она схватила за руку удивленную Хуаниту и потащила ее к лестнице.
* * *
Берт весь день провел на работе. Дела шли отлично.
Сегодня прибудет очередная партия наркотиков, и он разбогатеет еще на сто тысяч долларов. Надо же, какой легкий заработок! И почему он раньше до этого не додумался?
Большие деньги делают жизнь на удивление приятной.
Сегодня вечером он часок побудет дома, с Линн, а по1ом встретится с Шейн. У него в багажнике уже лежала пара бутылок «Дом Периньон», припасенных для такого случая. В последний раз Берт виделся с Шейн еще до отъезда в Хьюстон и, к своему удивлению, сильно по ней соскучился… Он вошел в дом. С кухни тянуло чем-то жареным.
Все как будто в порядке. Как обычно, он подошел к бару, отметив про себя, что в гостиной стоит странная тишина — не слышно ни телевизора, ни пиликанья видеоигр, ни детских голосов.
— Линн, я дома! — возвестил он, подходя к дверям гостиной. Там было пусто и чисто — ни разбросанных тетрадей, ни карандашей. Где же дети?
Линн стояла на верхней площадке широкой лестницы и смотрела, как он ходит из комнату в комнату. Ее вещи уже лежали в «мерседесе».
— Я слышу тебя, Берт, — сказала она, спускаясь вниз.
На ней был умопомрачительный черный костюм, купленный в Хьюстоне месяц назад за тысячу двести долларов. Костюм подчеркивал ее безупречную фигурку. В ушах, на шее и руках сверкали дубликаты самых лучших ее драгоценностей.
Это была леди до кончиков ногтей. «Вот что значит порода!» — восхищенно подумал Берт, глядя на нее снизу.
— Мы что, куда-то уходим? А мне показалось, пахнет обедом. — Безмятежно улыбаясь, он отхлебнул вина.
— Твой обед в кухне. А я ухожу… навсегда.
— Ты о чем?
Линн медленно открыла свою сумочку, достала ключи от депозитных ячеек, протянула их мужу и, не сводя с него невозмутимого взгляда, уронила ключи на мраморный пол. Они громко зазвенели.
Берт не сразу понял, в чем дело. Все произошло так неожиданно… Он тупо смотрел на ключи, блестевшие в свете люстры, потом, подняв голову, увидел, как Линн извлекает из своей сумочки банковские книжки на его секретные счета. Она нашла все три сейфа и тайники в мебели!
Оказывается, он совсем не знал эту женщину. Ее глаза холодно блестели, голова была гордо вскинута, а губы сжаты в узкую линию. В это мгновение она напомнила ему Барбару Котрелл. Он всегда боялся таких сильных женщин.
— Как ты это нашла?
— Лучше спроси «зачем». — Линн сверкнула глазами.
Впервые в жизни она поняла, как чувствует себя пойманный зверь, отгрызающий себе лапу, чтобы вырваться на свободу.
Сейчас она готова была на все, лишь бы избавиться от Берта.
— Зачем?
— Я подала на развод, Берт.
Он засмеялся через силу, чувствуя, как подводит живот от панического страха. Она и раньше грозилась с ним развестись, но никогда не делала этого, зная, что суд не отдаст ей детей.
— Где Брайан? И Стефани?
— В надежном месте. И не пытайся их искать. Не найдешь. А если и найдешь, то все равно не увидишь.
— Почему ты так уверена?
Губы ее скривились в саркастической усмешке. Прищурив глаза, она достала из сумочки журнал учета наркотиков.
Эта улика разрубала их брачный союз подобно ножу гильотины.
— Вот почему.
— О Боже… — Берта точно ударили в солнечное сплетение. Он онемел.
— Здесь все, Берт. Я получу развод на своих условиях, а не на твоих. Я забираю детей — и не вздумай это оспаривать.
Ты будешь видеться с ними, только когда я разрешу. Я забираю этот дом, а тебе остается закладная на него. Полагаю, с твоей новой работой у тебя не возникнет финансовых затруднений. Да, и не ищи свое золото и деньги. Я все забрала.
Это мое по праву. Когда закончится бракоразводный процесс, я снова перееду сюда. А где будешь жить ты, решай сам.
Если у тебя есть голова на плечах, то ты уедешь. Здесь тебе нечего делать.
Берт понял, что у него нет выбора. Размышлять некогда, надо действовать.
В гневе он швырнул на пол рюмку. Хрусталь разлетелся на тысячи мелких осколков, поранив ногу Линн. На черном нейлоновом чулке проступила кровь.
— Сука! — Берт бросился на жену. — Линн это предвидела. Отпрыгнув в сторону, она выхватила из сумочки револьвер, бросила сумочку и нацелила на него дуло.
