Сначала никого не интересовали лекарские способности моего отца Вместе со всеми с восхода до заката он пропалывал табак, валил лес. Многие завербованные умирали от цинги и произвола. Когда же он вылечил жену хозяина, к нему потянулись жители острова, и плантатор решил, что выгоднее использовать раба по его прямой профессии. Он разрешил отцу заниматься врачеванием. Продолжалось это полгода. После чего отец договорился с хозяином, что выкупит себя за приличную сумму в двести реалов. Откуда он рассчитывал найти такие деньги? О, на Тортуге добыть их было не так трудно. Для этого требовалось лишь наняться судовым врачом на пиратский фрегат.
– То есть он без долгих раздумий влился в разбойничью шайку, – проговорил я.
– Ну, я бы не обозначал ту дружную компанию столь суровыми словами. Сами флибустьеры именуют себя береговыми братьями, а еще – людьми чести. С той поры, как Испания начала вывозить из Америки золото, грабеж испанских кораблей стал военной доблестью, поскольку эта страна находилась постоянно в состоянии войны со всеми соседями. В те редкие годы, когда Испания заключала со своими врагами мирные договоры, морской разбой продолжался даже еще с большим усердием. Министры обменивались возмущенными петициями, а французские и английские правители заверяли испанского короля, что виновные будут наказаны строжайшим образом. Флибустьерские капитаны выслушивали суровые судебные приговоры, но после заседаний никто и не думал их задерживать для приведения приговоров б исполнение, поскольку судьи знали, что капитаны очень спешат-им нужно «добыть испанца», как принято было говорить у береговых братьев. Нередко флибустьерские суда снаряжались с помощью королевской казны. В карманах самих пиратов реалы долго не задерживались, но они получали лишь часть добычи. Им приходилось делиться с губернатором, королем и, конечно же, могучей Вест-индской компанией.
Оно и неудивительно. Тортуга, оплот пиратства, считалась вотчиной французской короны. Ямайка, еще один оплот, находилась под английской короной. Короли не обращали внимания на такие мелочи, как факт, что из десяти тысяч населения Тортуги три тысячи были пиратами. Неудивительно, что губернаторами на этих островах становились часто рыцари удачи из берегового братства. При этом они насаждали такую власть, что великий инквизитор Торквемада позеленел бы от зависти при виде тех пыток и казней, которые они практиковали. Моему отцу посчастливилось быть свидетелем убийства живодера Левассера, губернатора Тортуги. Свою любимую, отстроенную с большим знанием дела темницу тот назвал ласково «чистидище.м», а ряды клеток вдоль стен – «адом». В этих клетках невозможно было ни встать, ни разогнуться. Но больше всего Левассер обожал свое изобретение – пыточную машину, представлявшую остроумную систему блоков и тисков. Мало кто оставался жив после нее, а те, кто выжил, предпочитали не распространяться о том, что им там довелось перенести.
Лавассера убили двое его ближайших помощников, и моему отцу оставалось только засвидетельствовать, что в этом изуродованном жесточайшим образом теле нет и искорки жизни. После чего губернатором Тортуги стал потомок старинного дворянского рода Анри де Фонтане. Он развернул кипучую деятельность, чуть ли не каждый день испанцы получали известия о захвате своих кораблей французскими флибустьерами. В одна тысяча шестьсот сорок пятом году испанцы захватили Тортуту, выбив оттуда береговых братьев, как им казалось, навсегда. Однако надежды их были тщетны, и они там долго не задержались, вскоре пираты вернули себе любимую землю, но папаша мой переселился на Ямайку. Ему было всего двадцать пять, он был полон сил, и ему пришлось остаток своей не такой уж короткой жизни провести в путешествиях, приключениях и битвах.
– Лучше скажи, ему пришлось немало пограбить и поразбойничать в разных морях в компании отпетых мерзавцев.
– Я же никогда не скрывал этого. Хотя, по-своему, он был добросердечен, любил животных и никогда не принимал участия в кровавых забавах своих друзей.
– Друзей, – усмехнулся я.
– Дружба не чужда и черствым сердцам… Кстати, среди его приятелей был француз-дворянин Олоие, имя которого до сих пор вызывает в тех краях ужас Этот чудак перестал церемониться с пленными после того, как испанцы приняли решение казнить всех попавших в плен флибустьеров Сабля Олоне часто тупилась, так усердно ее хозяин рубил головы и вспарывал животы. Олоне был счастливчиком, во время его походов деньги текли к нему рекой. Только одна экспедиция в Гибралтар – небольшой город в Индиях – принесла ему добычу в триста тысяч пиастров Мой отец понимал, что удача – изменчивая дама, и успел вовремя уйти от Олоне. Через год после этого Олоне посадил на рифы свой корабль и был изрублен на куски местными лесными индейцами. Говорят, дикари были довольны тем, какое из него получилось вкусное блюдо… – Так этому мерзавцу и надо – в сердцах воскликнул я. Мне приходилось и раньше слышать о делах пиратов, даже сталкиваться с ними. Подвигам этих бестий, наверное, завидуют даже черти в преисподней.
– Зря вы так. Олоне был немного раздражительным, но в общем-то добрым малым. Вот Морган!… В языке не хватит слов, чтобы во всей полноте описать его деяния, совершенные во имя дьявола. Он был настоящим чудовищем.
– Это имя знают многие.
– Он прославился тем, что в захваченных городах умудрялся выбивать у горожан все деньги до единого пиастра. Он изобрел немало хитроумных средств для этого. Конечно же, основное – старые добрые пытки, которыми он владел в совершенстве. Равных в этом ему не было. Пришедшие на его смену смелые воины, такие, как капитан Гранье, были джентльменами и поэтому часто уходили с пустыми карманами из городов, в которых были припрятаны в земле миллионы пиастров.
– Морган – это исчадие ада.
– Но он был мастером своего дела. И отличным стратегом. Во время штурма Пуэрто-Бельо испанские солдаты забаррикадировались в форте, и все попытки выбить их оттуда ни к чему не приводили. Когда пираты карабкались по штурмовым лестница, на их головы лилась смола, падали камни и глиняные горшки, набитые порохом. Форт казался совершенно неприступным, но Морган не привык отступать. Что сделали" бы вы, видя неприступные крепостные стены? Повернули бы назад? Выдумали какую-нибудь военную хитрость? Обманули бы противника? Нет, Морган был не таков. Он привык действовать в открытую. Он просто собрал монахов и монахинь из окрестных монастырей и заставил их карабкаться по штурмовым лестницам впереди пиратов. Несогласных, замешкавшихся тут же расстреливали. Для испанца совершенно невозможно лить смолу на головы Божьих слуг… Когда же защитники крепости опомнились и решили не жалеть черные рясы, было уже поздно – пираты взобрались на стену и хлынули в форт.
– Какая потрясающая подлость! – Это несомненно. Но она оказалась очень действенной. Морган был тогда ранен, и мой отец спас ему жизнь. Напрасно. Этот упырь оказался плохим товарищем. Его назначили губернатором Ямайки. Следуя новым указаниям и желая выслужиться, он начал выживать братьев с острова. В своем знаменитом эдикте он умудрился написать, что лишь недавно узнал о существовании на Ямайке пиратов, Он потребовал прекратить эту деятельность, пообещав несогласных перевешать на реях. Он разогнал людей чести, и теперь в Карибском заливе это занятие переживает глубокий упадок.
